— А про Чугунного Федота рассказывали тебе?
— Никто ничего. Слышу в первый раз.
— Вот оно как забывается. — Доменщик долго обиженно сокрушался, что жизнь бежит как колесо под гору, спицами мелькают дни, годы и сливаются в сплошной серый круг, забыты многие времена и дела, забыты многие люди, которые страдали, погибли за нас, имена их не высечены на памятниках, не отпечатаны в книгах. Много, слишком много и легко мы забываем! Забывают постепенно и Чугунного Федота, хотя стоит он у всех на глазах, на самой главной заводской площади. Как можно не рассказать про него приезжему человеку! О себе стараются, себя выпячивают.
— Пойдем, покажу! — предложил мне Антонов. — Это рядом.
Среди главной площади заводского поселка, где устраиваются праздничные демонстрации и митинги, стояла, пожалуй, лучше сказать, лежала большая темная глыба. Сначала я принял ее за камень, а приглядевшись и потрогав руками, понял, что это чугунный слиток. С одной стороны на нем было написано:
«Федот Губанов, рабочий-доменщик. Погиб от руки врагов за революцию и свободу».
— Это памятник ему? — спросил я Антонова.
— Не совсем так. Это гораздо больше памятника.
— И памятник и могила? Губанов похоронен под этой глыбой? — торопился я, заинтригованный ответом Антонова.
— И опять же не совсем так. Как бы сказать половчей. Мы ведь дружками были. Вместе играли, вместе гоняли вагонетки, вместе работали у домны… — Антонов похлопал чугунную глыбу рукой, словно друга по плечу. — Все вместе. Только вот кончать жизнь доводится порознь. Федот давно кончился.
— Кончился как? Умер, убит?
— Не то все, не то. И умер и не умер, убит и не убит, нет его и есть он. Нетленный, вечный.
Мне пришлось снова признаваться, что ничего не понимаю.
— Не знаючи, не скоро поймешь. Федот не убит, и не умер, и не похоронен, как другие, а расплавлен в этом чугуне. Потом остыл с ним вместе и живет в этой чугунной глыбе. Тут и гроб, и могила, и памятник, и он сам весь. Мой дружок Федот и этот чугун — одно нераздельное, оттого и дали имя Чугунный Федот.
Он в нашем заводе самый знаменитый, самый особенный. Мы против него мало стоим.
Тут же, не отходя от Чугунного Федота, Антонов рассказал историю, какая может случиться только с рабочим человеком, только в заводе, где плавят чугун, железо, сталь.
Федот Губанов — потомственный рабочий: прадед и дед у него — рудокопы, отец — доменщик. Но в ту пору, когда завязывалась эта злополучная история, он был только подсобником у матери, как подшучивал над ним отец: собирал шишки кипятить самовар, бегал в лавочку за солью и спичками, больших покупок еще не доверяли, и особенно ретиво подсоблял ложкой за столом. От постоянной беготни, когда по делам, а когда по охоте, на речку Вогулку купаться, в лес по грибы и ягоды, у него был ненасытный аппетит.
— Эй вы, кони-соколы! — кричит Федотка, подбирает вожжи, взмахивает вицей. — По-шли-и!.. Поеха-али-и!..
И лихая тройка босоногих мальчишек скоком мчится по гулкой каменной дороге. Тройка впряжена в легкую ручную двуколку, в каких безлошадные заводские жители перевозят сено для своих коровенок. На этот раз в тележке сидит Федотка, он играет кучера, который возит управляющего Железновским заводом. Три его дружка играют выездную тройку.
Коренник, как и полагается ему, идет крупной, размашистой рысью, пристяжные изогнулись почти в калач и прыгают не хуже лягушек. А кучер Федотка все недоволен, свистит, кричит:
ebooksa