— А зачем сюда? — выспрашивал Федот.
— На покаянье. Раньше перед богом каялся, а теперь перед народом хочу. Не бога обманывал я, а народ, у него выманивал денежки, перед ним виноват.
Федотка рассказал, как заводской поп требовал от него покаяния перед народом, в церкви. Монах Паис задумался над этим, потом сказал:
— Давай утешим батюшку — придем в храм и расскажем всенародно, откуда добывали святые камешки!
Федот согласился. Ему давно хотелось сбросить ложь со своей души, и вот для этого подоспел такой удобный случай.
Монастырь жил по-прежнему, по-дореволюционному: каждый день звонили колокола, шли богослужения. Богомольцев стало поменьше — революция пошатнула у многих веру в бога, но было достаточно, чтобы весь монастырский, двор постоянно чернел от них.
В первое же воскресенье монах Паис и Федот Губанов отправились в монастырь. Они не скрывали, зачем идут, и это привлекло много заводского народу.
Двор в монастыре был, как рыбный садок, народ уже кишел в нем. От уха к уху перепархивал шепоток: монастырь будут критиковать, один монах будет снимать рясу.
Монахи узнали своего недостойного брата Паисия, косились на него, Истукар показывал ему язык, строил бесовские рожи, но никто не подходил, не заговаривал.
— Это они не хотят скверниться об меня, — шамкал Паисий Федоту. — Неизвестно еще, кто черней, кто кого вымажет.
Отошла служба в соборе, народ повалил во двор. Особо много сгрудилось его у «святого» источника, который был столько же «свят», сколь и камешки из Вогулки: вода шла по трубе от той же реки, где пил и купался скот.
Паисий и Федот перемигнулись: начинаем? Начинаем! Федоткины дружки, все обдумавшие и приглядевшие заранее, прикатили от монастырского склада пустую бочку, поставили ее вверх дном и вознесли на нее монаха Паисия. Народ притих.
— Православные граждане, миряне, товарищи, большевики, услышьте все меня! — заговорил Паис громко, раздельно, как проповедь. — Сорок лет был я монахом этого монастыря. И не видел здесь ни правды, ни святости. Все монахи лентяи, грехотворцы, обманщики. И я лентяй, грехотворец, обманщик. Вон монах Платон торгует святыми камешками. Раньше базарил я. Никакие они не святые, а самые поганые, от реки Вогулки, где их топчут и всяко грязнят и люди, и звери, и скоты. Камни эти возил мне Федот Губанов. Вот он!
— Верно, возил! — крикнул Федот.
А Паисий встал на колени и закричал, бия себя в грудь кулаками:
— Прости меня, православный русский народ! Облегчи мою душу! Каюсь! Каюсь!
— Анафема богохульнику Паису! Анафема слуге дьявола! — закричали монахи.
— Не боюсь вашей анафемы. Выдумка она, устрашение для дураков! — Паис вскочил на ноги, сдернул рясу с камилавкой и бросил монашеской братии под ноги. — Возьмите окаянную, ненавистную, яко кандалы каторжнику! — Затем повернулся к заводским рабочим, которые стояли отдельной группой: — Видели? Теперь я безбожник, монах-расстрига, теперь я к вам. Вы — мое прибежище и заступа. — Монах повел взглядом по толпе, заметил Платона и закричал: — Монах Платон, мой брат во грехе, открой кладовую, где хранишь святые камни!
— Никакой кладовой нету. Враки говоришь, поношение православной веры и монастырской братии! — рыкнул Молчун.
— Есть. — Паис соскочил с бочки. — Расступись, народ! Правда идет! — Перед ним расступились, он подошел к каменным монастырским складам с железными дверями и дернул один из многих замков, большой круглый, в точности пудовая гиря. — Открывай, брат Платон!
ebooksa