– То есть ты совсем порвал с ними?
– Было бы что рвать.
– Жаль слышать.
– О боже, только не надо! Тебе не жаль. Да и с какой стати? Бога ради, скажи, что правда думаешь.
– Изволь. Какого дьявола было вламываться ко мне только с тем, чтобы поведать, как ты рассорился с приятелями? И раз уж мы об этом заговорили, то зачем ты сказал, что будешь у меня через пятнадцать минут, а сам не появлялся больше часа? Я глаз не сомкнул, ты понимаешь? Мог бы хоть извиниться.
– Бензин закончился. Я кварталов двадцать прошел, прежде чем попалась работающая заправка.
– Мог бы и сказать.
– Не думал, что перед тобой мне надо извиняться. – Видно было, с каким трудом Пол сохраняет бесстрастное выражение лица. – Я думал, ты мой друг.
– О боже! А еще требуешь от меня говорить, что на уме!
Он улыбнулся, но я не сумел прочесть этой улыбки. Пол определенно пребывал в странном настроении.
– Ну и чего же ты от меня, собственно, хочешь?
– Вели мне выметаться к черту.
– И как ты поступишь потом?
– Уйду.
– А после?
– У Ронни есть особое снотворное, которое продает ему один знакомый аптекарь из Нью-Йорка. Оно очень сильное. Ронни вечно хвастает, мол, достаточно семи таблеток, чтобы убиться. Так вот, уходя, я выкрал пузырек с ними. Сперва решил, что делаю это из вредности: Ронни без них спать не может, а новую порцию получит только дня через три, самое раннее. Но теперь-то я точно знаю, чего ради стащил таблетки.
– Если задумал покончить с собой, то съешь сперва хлебушка. Говорят, если глотать таблетки на голодный желудок, то, скорее всего, вырвешь и оправишься.
– Смотрю, ты не веришь…
– Этого я не говорил.
– Ты не веришь! Не позволяешь себе поверить. Ведь придется отговаривать меня и, может, даже приглядывать за мной несколько дней кряду. Ты не поверишь, что бы я ни сказал. Так уж и быть, поведаю тебе чистую правду. Потом можешь все пересказать Рути и Ронни – не то чтобы меня это хоть как-то заботило. Я тебе-то рассказываю просто забавы ради, это первый и последний раз, когда я говорю так с кем бы то ни было… Ты, поди, думаешь, что я – одна из тех истеричек, которые вечно всех пугают суицидом. Ты меня совсем не знаешь. Я прежде ни разу еще не задумывал наложить на себя руки; такое мне даже в голову не приходило. Я, видишь ли, считаю, что это безумно скучная вещь, но уж если правда решился, то можно и доставить всем такую неприятность. Тогда точно сделаешь все как надо. До вчерашнего вечера меня всегда что-нибудь отвлекало, мелочь вроде любопытства к фильму, который мы собирались посмотреть, или к тому, что на ужин, или к тому, что же дальше. Вчера все это для меня закончилось.