Другая страна

Вернувшись в комнату, Эрик вручил ей хайболл[61].

– Я играю последнего мужского представителя большой и богатой американской семьи, составившей состояние путем разных махинаций и темных делишек. Продолжать в том же духе я не могу – изменились законы, и потому мне остается только заделаться крупным профсоюзным боссом, а мой папаша даже готов упечь меня за решетку как коммуниста. У нас с ним есть парочка отличных сцен. В общем, один другого стоит. – Эрик широко улыбнулся. – Спектакль может с треском провалиться.

– Главное, постарайся, чтобы у нас были билеты на премьеру.

Воцарилось молчание, в нем словно эхом отдавалось произнесенное ею «нас», оно гремело сильнее всех ударных в симфонии Шостаковича.

– Да я весь зал заполню своими друзьями, – сказал он, – так что тебе не стоит беспокоиться. – Они вновь замолчали. Эрик сел на кровать рядом с Кэсс и посмотрел ей в глаза. Она отвела взгляд.

– Ты заставляешь меня переживать необычные чувства, – вымолвил он. – Не думал, что когда-нибудь вновь испытаю их.

– О чем ты? – спросила Кэсс и тут же добавила: – Ты заставляешь меня испытывать то же самое. – Она понимала, что он хочет помочь ей, беря инициативу в свои руки.

Подавшись вперед, Эрик накрыл ее руку своей, затем поднялся и зашагал по комнате.

– А как же Ричард?

– Не знаю, – сказала она. – Не понимаю, что происходит между мной и Ричардом. – Кэсс заставила себя взглянуть Эрику в глаза и поставила бокал на столик рядом с кроватью. – Но дело здесь не в тебе… Ты к этому не имеешь отношения.

– Пока не имею. Или еще не имею. – Эрик положил сигарету в пепельницу, стоявшую на камине позади него. – Но я, кажется, понимаю, о чем ты. – Он выглядел каким-то взбудораженным, и это внутреннее беспокойство заставило его вновь приблизиться к ней, а значит, и к постели. Кэсс охватила дрожь, и он это видел, но по-прежнему не прикасался к ней, хотя и не сводил с нее тревожных, вопрошающих глаз. Рот его был приоткрыт.

– Дорогая Кэсс, – проговорил он и улыбнулся, – у нас есть настоящее, это правда, но не думаю, что у нас есть будущее.

Если мы воспользуемся настоящим, мелькнуло у Кэсс в голове, тогда, возможно, обретем и будущее. Впрочем, что подразумевать под «будущим»? Дыхание Эрика обожгло ей лицо и шею, он склонялся все ниже, пока не коснулся ее губами. Кэсс гладила его волосы. Она чувствовала его страстный порыв и одновременно неуверенность, отчего он казался много моложе ее. Это как-то по-новому возбуждало Кэсс, она впервые поняла, с какой силой притягивают некоторых зрелых женщин молодые мужчины, и это испугало ее. Страх проистекал из столь непривычной для нее роли: ничего в ее прежней жизни не предвещало, что ее тело станет приманкой для юношей и надгробным памятником ее самоуважению. Она отправлялась в долгое путешествие, которое могло окончиться годы спустя на какой-нибудь жуткой вилле у берега моря в обществе турка или испанца, еврея или грека, а может, и араба, словом, представителя нации, исконно обожествлявшей фаллос. И все же ей не хотелось отступать. Несмотря на то, что она не понимала весь смысл совершавшегося сейчас, несмотря на то, что не понимала, куда ее это приведет, несмотря на весь свой страх, отступать не хотелось. Над камином вился дымок от сигареты Эрика, – хорошо, если сигарета по-прежнему находится в пепельнице. Голова Кэсс лежала теперь на пьесе, а симфония приближалась к финалу. Отвратительная, должно быть, сцена, подумала Кэсс, если заснять ее на пленку: замужняя женщина не первой молодости постанывает от одолевшей ее похоти на неприбранной случайной кровати под чужим мужчиной, который ее не любит и которого не любит она. Любовь, знает ли кто-нибудь, что это такое, мельком подумала она. Эрик положил руку ей на грудь – ощущение было необычным, новым, не похожим на прикосновение Ричарда. Но любовь ли это? И что чувствует Эрик? Просто секс, решила она, но и это не было ответом, а если и было, то ничего не проясняло. Эрик оторвался от нее со вздохом и, поднявшись, пошел к камину за сигаретой. Прислонившись к стене, он некоторое время изучающе смотрел на нее, его взгляд поведал ей, что груз непроизнесенного делает дальнейшие отношения между ними невозможными. Действительно, ну на каких основаниях они могли развиваться? Эти поиски вслепую были ненадежным фундаментом и не могли удержать сколько-нибудь значительный вес.

Эрик вернулся, сел на постель и сказал:

– Ладно. Выслушай меня. О Ричарде я знаю. Хотя не совсем верю, когда ты говоришь, что я не имею никакого отношения к тому, что происходит между вами. Конечно же имею. Хотя бы потому, что нахожусь сейчас рядом с тобой. – Кэсс уже приготовилась что-то сказать, но он остановил ее движением руки. – Но это все неважно, я не собираюсь спорить по этому поводу. И мне не к лицу защищать традиционную мораль. – Он улыбнулся. – Между нами протянулась какая-то нить, я не совсем понимаю, что это такое, хотя склонен принять наши отношения всерьез. – Он взял ее руку и поднес к своей небритой щеке. – Но у меня тоже есть возлюбленный, Кэсс; это юноша, француз, через несколько недель он приедет в Нью-Йорк. Не знаю, что будет после, но… – он выпустил ее руку, встал и снова зашагал по комнате, – он тем не менее приедет. Мы с ним не расставались более двух лет, а это кое-что значит. Думаю, если бы не он, я бы не отсутствовал так долго. – Голос Эрика звучал напряженно и страстно. – Что бы ни случилось, Кэсс, знай, я любил его и люблю поныне. Никого прежде я не любил с такой силой и… – он задрожал всем телом – …видимо, никогда не сумею так полюбить.

Это признание не застало Кэсс врасплох – она помнила имя, начертанное на полях, – Ив. Но лучше, если он сам назовет его. Ее взволновали слова Эрика, она испытывала странное чувство, словно могла помочь ему нести груз любви к этому неизвестному юноше, имевшему над ним такую власть.

– Он, наверное, очень необычный молодой человек, – произнесла она. – Скажи, как его зовут, расскажи мне о нем.

Эрик снова сел на кровать рядом с ней. У него виски кончилось, он глотнул из ее бокала.

– Да, собственно, рассказывать-то нечего. Его зовут Ив. – Он помолчал. – Не представляю, какое впечатление на него произведет Америка.

– И все мы, – прибавила Кэсс.