– Да прекрати ты наконец! К нам же полиция вот-вот пожалует.
– И пусть пожалует. Я им скажу, что ты подобрал меня на улице и отказываешься платить, так и скажу. Раз считаешь меня шлюхой, тогда и обращайся со мной как со шлюхой, черт бы тебя побрал вместе с твоей белой висюлькой!
– Ида, я сказал глупость, прости. Но я совсем не то имел в виду, что ты думаешь. И, конечно, не хотел тебя обидеть.
– Нет, хотел. И имел в виду именно то. Знаешь почему? Потому что ты так устроен. Все вы, белые мужики, так устроены. А ваши белые подружки с плоскими задницами мнят о себе, что писают лучшим имбирным пивом и между ног у них бриллиант чистой воды. Если бы не проститутки, вам и перепихнуться было бы не с кем. Это факт. Все вы затраханные людишки. Слышишь?
– Ладно, – сказал он устало. – Пусть мы затраханные людишки. Только замолчи. У нас и так забот хватает.
Это соответствовало истине: и хозяин дома, и соседи, и местный полицейский не одобряли присутствия Иды в квартире. Так что выразился он еще слишком тактично.
Ида изобразила на лице притворное раскаяние:
– Прости. Я совсем забыла. – Она вернулась на кухню, открыла сервант и побросала на пол все находившиеся там тарелки. Слава богу, их было немного.
– Хоть о чем-то пожалеешь, – сказала она. Единственные два стакана она вдребезги разнесла о холодильник. Вивальдо заслонил собой проигрыватель и, глядя на мечущуюся по кухне со слезами на глазах Иду, вдруг расхохотался. Она набросилась на него, как фурия, била и царапала его, а он, обороняясь рукой, продолжал смеяться. У него даже живот заболел. Жильцы потеряли терпение: кто колотил по трубе, кто по стене или по полу, а Вивальдо все хохотал. В конце концов он свалился на пол и катался, заливаясь смехом. Наконец к нему нехотя присоединилась Ида.
– Вставай с пола, ты, болван. Боже, ну какой же ты болван!
– Я же из породы затраханных людишек, – объявил он. – Боже, смилуйся надо мной. – Ида снова не могла удержаться от смеха, он потянул ее за собой на пол. – Смилуйся надо мной, детка, – сказал он. – Пожалей. – Стуки не прекращались, и тогда он сказал: – Вот ведь поселились в доме затраханные людишки, даже нельзя спокойно заняться любовью…
Кэсс вернулась, успев за время отсутствия причесаться и освежить косметику, глаза ее горели сухим огнем. Она села на свое место и подняла рюмку.
– Я готова, можно уходить, – сказала она и прибавила: – Спасибо тебе, Вивальдо. Не поговори я сейчас с другом, боюсь, не смогла бы жить.
– Смогла бы, – проговорил Вивальдо, – но я понимаю, что ты имеешь в виду. За тебя, Кэсс, – и тоже поднял рюмку. Было без двадцати восемь, теперь он уже боялся звонить в ресторан. Вот расстанется с Кэсс, тогда и позвонит.
– Что ты собираешься делать? – спросил он.
– Не знаю. Думаю нарушить одну из заповедей, кажется, шестую. О прелюбодеянии.
– Нет, прямо сейчас.
– Сейчас и собираюсь нарушить.
Оба рассмеялись. Что-то подсказало Вивальдо, что она не шутит.
– Я его знаю?
ebooksa