Однажды ночью, лежа рядом с женой, Ван Лун нащупал какой-то твердый ком, величиной с мужской кулак, у нее между грудями и спросил:
– Что это за вещь ты носишь на себе?
Он протянул руку и ощупал тряпичный сверток, твердый, но подвижный на ощупь. Сначала она резко отодвинулась, а потом, когда он взял его в руку и потянул к себе, она уступила и сказала:
– Ну, посмотри, если хочешь. – И она взялась за шнурок на шее, разорвала его и отдала сверток Ван Луну.
Он был обернут в тряпку, и Ван Лун сорвал ее. И вдруг в его руку дождем посыпались драгоценные камни. Ван Лун смотрел на них в остолбенении. Ему и не снилось, что может быть такая масса драгоценных камней, собранных в одну кучу, камней красных, как арбузная мякоть, золотистых, как пшеница, зеленых, как весенние листья, прозрачных, словно бьющий из земли родник. Как они назывались, Ван Лун не знал, потому что никогда в жизни ему не приходилось слышать, как называются драгоценные камни, и в то же время видеть их. Но держа их в руке, на загорелой и жесткой ладони, он по их блеску и сверканию в полутемной комнате знал, что держит целое богатство. Он замер над ними, не находя слов, и вместе с женой они смотрели на то, что было у него в руках. Наконец, затаив дыхание, он шепнул ей:
– Откуда… откуда это у тебя?
И она так же тихо прошептала в ответ:
– Из дома богача. Должно быть, это драгоценности любимой наложницы. Я заметила в стене расшатавшийся кирпич и незаметно пробралась к нему, чтобы никто меня не увидел и не попросился в долю со мной. Я вытащила кирпич, увидела, что там что-то блестит, и спрятала их в рукав.
– Как же ты догадалась? – снова спросил он в восхищении.
И она ответила с улыбкой, которая никогда не отражалась в ее глазах:
– Ты думаешь, я даром жила в доме богача? Богачи всего боятся. В голодный год я видела, как бандиты ворвались в ворота большого дома и рабыни, и наложницы, и даже сама старая госпожа начали бегать взад и вперед, каждая со своими драгоценностями, которые они старались спрятать в заранее намеченный тайник. Поэтому я знаю, что значит расшатанный в гнезде кирпич.
И снова они замолчали, в восхищении созерцая драгоценные камни. После долгой паузы Ван Лун глубоко вздохнул и сказал решительно:
– Такое сокровище нельзя держать при себе. Его нужно продать, а деньгам найти надежное помещение, например вложить их в землю, потому что все другое ненадежно. Если кто-нибудь узнает об этом, нас завтра же убьют, а драгоценности грабитель унесет с собой. На них надо купить землю сегодня же, иначе я не засну спокойно.
Говоря так, он снова завернул драгоценности в тряпку и крепко-накрепко обвязал их веревкой. Но, распахнув халат, чтобы спрятать их на груди, он случайно увидел лицо жены. Она сидела, поджав ноги, на краю кровати, и ее неподвижное, никогда ничего не выражавшее лицо было взволновано смутной тоской, губы ее раскрылись, и вся она подалась вперед.
– Ну, в чем дело? – спросил он удивленно.
– Ты их все продашь? – спросила она хриплым шепотом.
– А почему бы и нет? – ответил он в изумлении. – Зачем мы будем держать драгоценности в нашей мазанке?
– Я хотела бы оставить два камня себе, – сказала она так беспомощно, словно ни на что не надеялась, и его это тронуло, как просьба ребенка, которому хочется игрушек или конфет.
– Да что ты! – воскликнул он в изумлении.
– Если бы мне можно было оставить хоть два из них, – продолжала она покорно, – только два самых маленьких, хотя бы две маленькие белые жемчужины.