Главный недостаток, в котором можно упрекнуть его героя Джона Эндрюса, – он слишком типичный интеллектуал, чересчур похож на юного Генри Адамса[492]. Такой персонаж уже неоднократно появлялся на страницах книг. Подобный молодой человек нужен автору как рупор, чтобы выражать свои мысли и идеи, выступая при этом не от собственного лица.
Излишние меры предосторожности требуют сделать такого персонажа художником или музыкантом (как будто интеллект не может существовать вне мира искусства). Не то чтобы Джон Эндрюс часто казался марионеткой и не то чтобы эта его марионеточность обставлялась как-то иначе, нежели с предельной утонченностью, изяществом и живостью, – и все же призраки героев как Уэллса, так и его эпигонов зловеще маячат рядом, напоминая, что такому глубокому и одаренному писателю, как Джон Дос Пассос, не следует вербоваться в сплоченный, но безжизненный отряд Уэллса, где и так уже не продохнуть от Уолпола, Флойда Делла и новой менкеновской жертвы, Эрнеста Пула[493]. Единственный успешный боец под знаменами Уэллса – это сам Уэллс. А по-хорошему, нам пора покончить с Уэллсом, Джеймсом Джойсом и Анатолем Франсом, чтобы литература наконец могла развиваться.
В заключение я сделаю нелицеприятное сравнение: несколько недель назад издатель прислал мне книгу популярного писателя, который, очевидно, решил, что нынче быть выгодно философом и мыслителем и получать гонорар «за болтовню о великих делах», как метко выразился несравненный Менкен. По словам издателей, эта книга, которая выйдет в октябре, – лучший роман, когда-либо проходивший через их руки. Так что они попросили и меня сообщить им, что я об этом думаю. И вот я ее читаю. Это жалкая попытка сделать то, что сделал Джон Дос Пассос. Роман заражен мистицизмом в духе Фергус-Фолса[494] и изобилует непереваренным Геккелем[495], его отлично характеризует следующая сцена: героически погибающий французский солдатик кричит «Иисусе!» самоотверженному санитару Красного Креста! В конце был даже Глубокомысленный Вывод: «Жизнь – это Штука Серьезная», или что-то в подобном духе. Если бы эти пошлые банальности не были так абсурдны, то от них просто стало бы больно. С каждой страницей опилки высыпаются из персонажей. Пожелай кто-то культивировать свои зачатки литературного вкуса, рекомендую ему прочитать «Потерянное поколение» Оуэна Джонсона[496] и следом «Три солдата» Джона Дос Пассоса. И если читатель поймет разницу – он избран и спасен и будет гулять в раю среди ангелов.
«Желтый Кром» Олдоса Хаксли[497]
Это человек выдающегося ума. Он внук знаменитого Хаксли[498], который, кроме того, что был одним из двух величайших ученых своего времени, отлично владел литературным языком, его чистой и изысканной прозе позавидовал бы и Стивенсон.
Это третья книга молодого Хаксли – первая, «Лимб», была сборником эссе, вторая, «Леда» (ее я никогда не читал), содержала одно длинное стихотворение и, как я полагаю, еще некоторое количество стихов.
Начну с того, что Хаксли, хотя он и похож на Макса Бирбома[499] больше, чем любой из ныне живущих литераторов (эту замаскированную двусмысленность я оставлю для развлечения догадливых читателей), настолько же неоспоримо принадлежит современности, насколько Бирбом – несомненный продукт 1890-х. Ему присуща абсолютно безжалостная манера создавать сложную, порою почти романтическую композицию, а затем разрушать ее приемами слишком ироничными, чтобы это можно было назвать сатирой, и слишком язвительными, чтобы это можно было считать иронией. И все же он совсем не боится зловонного дыхания невероятных монстров, порожденных его собственной фантазией. А изящнейшая история двух карликов, рассказанная в «Желтом Кроме», если не затмевает эпизод с дояркой из «Зулейки Добсон» Бирбома, то, во всяком случае, не уступает ему.
Признаюсь, мне давно требовалась такая книга, как «Желтый Кром». Чего-то в этом духе я жаждал, приступая к чтению «Южного ветра» Нормана Дугласа.[500] Этот же роман – нечто менее серьезное и юмористическое и все же нечто бесконечно более остроумное, чем «Юрген» или «Восстание ангелов»[501]. Это… Но, перечисляя, на что эта книга похожа, я не помогаю вам понять, стоит ли ее приобрести.
«Желтый Кром» – это свободный по композиции (но написанный отнюдь не вольным стилем) сатирический роман о веселых вечерах и праздниках в старинном английском поместье Кром. Книга желтая внутри и снаружи – и я употребляю слово «желтый» не в его ругательном значении. Некая желтая дымка мягкого смеха окутывает ее. Люди превращаются в больших нелепых канареек, которые пытаются плавать в шафранных лужах, в ярко-желтые листья, вихрем мчащиеся по ржавым дорожкам под лимонным небом. Эта изящная, сдержанная сатира не претендует на то, чтобы затмевать своим блеском бледно-желтое солнце, но искрится отчаянным золотым весельем, насмешкой над белобрысым великосветским бездельником, дамочкой-блондинкой, встречающей рассвет на крыше башни, над теми, кто проводит последние дни на аристократическом катафалке поместья, подточенного духом желтого сарказма.
Книга сия приведет в бешенство тех, кто воспринимает что-либо всерьез, хотя бы самих себя. Это высшая степень насмешки – глумление над издевкой, которое могла породить только англосаксонская изощренность. Она написана человеком, который гораздо больше увлечен романтическими влюбленными и лирическими историями былых лет, чем трескотней и соблазнами современности. Его главный герой – ну и характеристика Дэниса, этого осмеянного насмешника, – взят из собственной книги Хаксли «Лимб». Как и мистер Скоуган, но какое это имеет значение? Мне абсолютно наплевать на то, что книга «не отражает жизнь», что это «не роман», – а об этом будет не раз сказано, уверяю вас. Я считаю Хаксли, после Бирбома, самым остроумным из всех англоязычных писателей.
Сцена, в которой Дэнис не в состоянии поднять и нести нуждающуюся в его помощи Анну, безмерно меня позабавила.
И только послушайте, как Хаксли устами своего героя признается в том, что знания о человеческих сердцах получает из вторых рук:
«Это ужасно: сталкиваясь с живыми людьми, мы имеем дело с неизвестными и непознаваемыми величинами. Можно лишь надеяться что-то о них узнать в результате долгих и в высшей степени неприятных и скучных личных контактов, связанных с ужасной тратой времени. То же и с текущими событиями: как я могу узнать что-либо о них, не посвящая годы изнурительному непосредственному их изучению, сопряженному опять же с бесконечным количеством неприятнейших контактов? Нет, дайте мне прошлое. Оно не меняется: оно все перед нами в черном и белом цвете, и узнать о нем можно в удобной обстановке, благопристойно и, главное, в уединении – из книг»[502].
Насколько мне известно, Хаксли едва исполнилось тридцать лет. Говорят, что он знает больше о французской, немецкой, латинской и средневековой итальянской литературе, чем любой человек в этом мире. Я отказываюсь выступать с дурацким советом, что, мол, ему следовало бы меньше знать о книгах и больше о людях. Я желал бы, чтобы Кристофер Морли[503] прочел его и заявил, что котенку не нужно мешать играть с хвостом.
И жду, что следующие дополнения в самое ближайшее время украсят обложку «Крома»:
Бросай все и читай «Желтый Кром».
Поместите Хаксли в первые ряды американских (sic!) писателей!
Общественное мнение
(«Sic» – это мое. Оно не такое громкое, как «ик», тихонечко так, будто в больничной палате.)
ebooksa