Эти заметки не стоили мне никакого труда – то были грезы курильщика опиума, которые таяли вместе с дымком из трубки, – понимаете, о чем я. Радость от их обдумывания была не меньше, чем была бы радость от их завершения. А вот шестистраничные, десятистраничные, тридцатистраничные кипы бумаги, которые давят на мое профессиональное самолюбие, которые равноценны пустым нефтяным скважинам, – вот это и есть мои фальстарты.
Есть среди них один, который я повторял раз, наверное, двенадцать. Он являлся – вернее, пытался стать – рассказом. Если собрать все варианты, слов там хватило бы на порядочный роман, и тем не менее в нынешнем его варианте он содержит всего две с половиной тысячи слов, и уже два года к нему никто не прикасался. Его нынешнее название – а названия он менял как перчатки – звучит так: «Семья Барнаби».
В детстве была у меня мечта – какое слово для человека, который всю жизнь только тем и занимается, что переносит мечты на бумагу, – начать с нуля на каком-нибудь необитаемом острове и построить там из подручных материалов достаточно высокоразвитую цивилизацию. Я всегда придерживался мнения, что Робинзон Крузо сжульничал, когда спас с корабля инструменты; то же самое относится к «Швейцарской семье Робинзонов»[258], «Маленьким дикарям»[259] и жертвам крушения воздушного шара из «Таинственного острова». В моем рассказе на берег не вымоет никакого кстати пришедшегося пшеничного зернышка, «винчестера», дизельного двигателя в 4000 лошадиных сил или дворецкого-технократа; хуже того, персонажи мои будут беспомощными горожанами, у которых практической сметки не больше, чем у кукушки из настенных часов.
Создать таких персонажей оказалось несложно; несложно было и выбросить их на пустынный берег:
Три долгих часа они пролежали на песке. Потом Дональд сел.
– Ну вот мы и здесь, – произнес он зыбко-сонным голосом.
– Где? – осведомилась его жена.
– Явно не в Америке и явно не на Филиппинах, – ответил он, – потому что из первой мы отбыли, а до вторых не добрались.
– Пить хочу, – сказал ребенок.
Глаза Дональда стремительно обшарили берег.
– А где плот? – Он с укором посмотрел на Вивиан. – Где плот?
– Когда я очнулась, его уже не было.
– Еще бы! – воскликнул он горестно. – Кто-нибудь мог бы додуматься прихватить кувшин с водой. Кроме меня, в этом доме никто никогда и пальцем не шевельнет – я имею в виду, в этой семье.
Ладно, поехали дальше. Кто-нибудь – вон вы, там, в десятом ряду, – подойдите поближе! Не бойтесь, просто рассказывайте дальше. Застрянете – можете заглянуть в энциклопедию, какая там бывает тропическая флора и фауна, – или позвонить соседу, который однажды пережил кораблекрушение.
Как бы там ни было, именно в этой точке мой рассказ (а я до сих пор не разуверился в том, что сюжет просто великолепен) начинает скрипеть и стонать от собственного неправдоподобия. Время от времени я оглядываюсь назад в сильнейшем смущении – обезьяны кидаются кокосами, ну кто поверит в такой вздор, – трусцой возвращаюсь обратно к стартовой линии и снова встаю в низкую стойку – на много дней.
И в эти дни я время от времени пролистываю стопку страничек, озаглавленных «Идеи для будущих рассказов». Среди них есть, например, такие:
Вода из ванной в Принстоне или Флориде
Сюжет – самоубийство, потворство слабостям, ненависть, гнев и обстоятельства
Обидеть или обжулить
Танцовщица, обнаружившая, что может летать.
ebooksa