Сержант повернулся к своему командиру и стал объяснять: — Отсюда до ближайших развалин метров пятьсот. Там частенько сидят фашистские снайперы. Так что, выглядываем лишь на пару секунд, немедленно прячемся и меняем позицию.
— Понял. — кивнул лейтенант.
— Ночью, фашисты нас мало тревожат. — продолжал заместитель.
— «Ну, да». — согласился с ним Яков: — «В тёмное время, они очень усиленно бомбят переправы».
Не заметив, что лейтенант немного отвлёкся, сержант сообщил: — Обычно появляется только «рама», чтоб корректировать огонь мощных гаубиц по главным цехам.
У нас есть договорённость со второй и четвёртой позицией. Как только фашист появляется в зоне обстрела, мы вместе с соседями открываем огонь и отгоняем мерзавца от этого места.
Без точной наводки, обстрел продолжается не так чтобы долго. Зачем тратить снаряды, если толком не знаешь, куда нужно бить? Зато на рассвете, начинается самое главное. Прилетают «юнкерсы» с «хенкелями» и долбят нас весь день с утра и до вечера. Они делают лишь перерывы на заправку горючим и бомбами.
— Как часто такое случается? — обеспокоился Яков.
— Каждые четыре часа. Иногда среди дня, к ним подключается пехота и танки. — Иван вдруг прервался и к чему-то прислушался. Затем успокоился. Указал рукой на стенку окопа и сообщил:
— Впереди, перед нами, стоит большой дом. — сержант выглянул из-за невысокого бруствера. Махнул рукой на северо-запад и тотчас укрылся за насыпью: — Кстати сказать, это наш основной ориентир.
Лейтенант повторил быстрый манёвр и бросил взгляд в правую сторону, указанную ему заместителем. Яков заметил группу разрушенных зданий, стоявших в одном километре от данной позиции.
Он тут же опустился на корточки. Пригнувшись, сместился на метр влево. Выглянул и разглядел, что несколько ближе, темнели развалины. Скорее всего, в них превратились скопления низких частных владений.
Офицер повторил всю операцию. Сместившись налево на пять-шесть шагов, вновь посмотрел из окопа. Пару секунд Яков разглядывал огромный пустырь, лежавший перед его батареей.
Всё пространство от мрачных руин до линии пушек, усеяли большие воронки, а так же, кучи железа, почерневшего от сильного пламени. В них отлично угадывались остовы сгоревших машин. Кое-где, из земли торчали хвосты самолётов, украшенных свастикой.
Яков заметил четыре группы обломков, хотел опознать аппараты и услышал шаги сержанта поблизости. Очутившись рядом с начальником, Иван опустился на дно небольшого окопа и увлёк за собой командира, что замер на месте, как античная статуя.
Они оказались за отвалом земли. В тот же момент, над головой вжикнула пуля. Парень со страхом подумал о том, что опоздай он на долю секунды, и всё было кончено. Погиб молодой лейтенант, не успев даже сделать и выстрела в сторону фрицев.
Сержант сделал вид, что не заметил, как побледнел командир. Уселся на корточки, как можно удобнее и тихо продолжил: — С обеих сторон этого поля — он снова ткнул пальцем на запад: — растянулись кварталы развалин. Они закрывают часть широкой дороги от наших соседей. Вторая и четвёртая батареи находятся справа и слева от главного направления удара фашистов. Им там приходиться несколько легче, чем нам.
Мы же торчим здесь, словно валун на проходе. Наши орудия бьют по всей территории до самых дальних руин и закрывают путь немцам. Лишь по нему их бронемашины могут пройти к главному корпусу. Поэтому, фрицы пытаются сбить нас с позиции, и прилагают к этому массу усилий.
За теми домами, что стоят на северо-западе. — сержант махнул рукой в том направлении, где темнели обломки многоэтажек: — Они собирают силы в кулак. Выходят на ровное место, и на внушительной скорости мчаться в атаку.
Мы опускаем стволы пушек к земле и бьём по фашистам прямою наводкой. Иногда, снаряды влетают настолько удачно, что тут же срывают башню у танка. Особенно, если фугас врезал в «коробку» с маленькой пушкой. Эти уродцы тотчас разлетаются в клочья. Неся большие потери, фрицы тотчас прекращают атаку и удирают назад.