В опустевшем Каркыне ветер мел песок и хлопал дверью большой юрты. Дверь некому было притворить.
В пыльной пелене солнце казалось тусклым.
Во второй юрте, некогда служившей счастью молодоженов, тикали ходики, подвешенные к деревянной стенной решетке. Но и они умолкли, когда наступила ночь.
К утру ветер улегся.
Солнце встало над пустыней — так, будто не было войны, не было этого враз опустевшего стойбища, не было холодного, безжизненного очага возле двух юрт.
Этому солнцу, этому тихому, ясному утру радовался Алибай — верхом на верблюде, с ружьем за плечами, он приближался к дому, к Каркыну. Он бормотал только что сложенную песню:
— Старый атан, хитрый атан, ты от меня не скроешься, даже если бы вздумал кинуться в черную пасть моря…
Вдали уже виднелся колодец.
Но вдруг — спереди и справа — что-то привлекло его внимание. И Алибай мгновенно соскользнул с верблюда, не дав ему времени опуститься на колени, и побежал.
Остановился. Густо запорошенные песком, перед ним лежали Жаныл и ее дочка.
Алибай помотал головой, чтобы избавиться от дьявольского наваждения. Не веря глазам, он наклонился и потрогал Жаныл за плечо. И тут же бросился к юртам.
Атан постоял и пошел за ним.
Алибай поверил всему и больше не отгонял наваждение, когда увидел Манал с детьми.
— Отец не вынесет такого горя, — произнес он вслух, но испугался своего голоса и шепотом добавил: — Что я скажу отцу, когда он вернется из Еке-Утуна?
Он не сразу услышал какой-то посторонний звук. Но заревела и вторая верблюдица, требуя, чтобы ее освободили от веревки, и Алибай поднял голову.
Он не помнил, как попал к колодцу. Только что сидел у очага на песке — и сразу очутился у насыпи.
Лицо у Абдрахмана было торжественное, как в те минуты, когда он обращался к богу, которому верил, или когда думал о судьбе сыновей на далекой от дома войне.
Алибай — словно и в него всадили нож — беззвучно упал рядом с отцом и долго лежал без движения. И вскочил Алибай так же стремительно, как упал, и бросился обратно к юртам.
Здесь он вздрогнул и попятился.
На песке — возле Манал — сидела и смотрела на него ее дочка. Первый порыв был — прижать ее к себе и не отпускать Айжан, кроме которой никого больше не осталось у Алибая на целом свете.
ebooksa