Касым встрепенулся, как человек, врасплох застигнутый опасностью: из-за кривого бархана вдали, но не так, чтобы очень далеко, показался верблюд с всадником.
Касым схватился за бинокль.
Это был Алибай. С двустволкой за плечами, он погонял атана и о чем-то заговаривал с девочкой — ее голова высовывалась из большого полосатого коржуна. Девочка упорно молчала, не глядя на него, не отвечая ему ни словом.
Весь сжавшись, словно боясь, что его можно заметить снаружи, Касым следил за Алибаем — гораздо дольше, чем требовалось бы, чтобы бесшумно поднять тревогу. У Касыма вырвался вздох облегчения, когда всадник на верблюде миновал открытую лощину и скрылся за цепью барханов.
— О аллах!.. — негромко сказал Касым.
Он сидел, тяжело дыша, и схватился за автомат, услышав, как снаружи под чьими-то шагами зашуршал песок.
Тот, кто подходил к землянке, окликнул:
— Касым…
Халлыназар вошел и присел на корточки у стены.
— Старшина Жетибаев сказал: «Смени Касыма».
В другом доме, куда пустыня намела холмики песку, Жихарев растянулся в простенке, подложив под голову кавалерийское седло. Рядом с ним устроился старшина, а в стороне, у прогоревшего почти костра, лежал Нуралы.
Как всегда мрачный, Сарсенгали выбрал место в углу, возле развалившейся печки.
Касым, войдя, опустился на расстеленную попону. Сарсенгали что-то проворчал. Видимо, это была давняя неприязнь, вражда, когда один вид человека вызывает прилив злобы.
— Все тихо?
Старшина задал вопрос, не поднимая головы.
— Тихо?.. — не то подтвердил, не то переспросил Касым, стараясь по лицу Нуралы определить, не заметил ли кто-нибудь еще мальчишку на верблюде. — А кто будет здесь в это время?
Нуралы добавил:
— Еще сентябрь не кончился… Все на джайляу.
Опять глухо заворчал в своем углу Сарсенгали, и Нуралы, подождав, не выскажется ли он яснее, и, не дождавшись, продолжал:
— Кумыса бы сейчас… Осеннего… Кто любит майский или июньский, а я сентябрьский. Это меня бабушка приучила… Я у нее и у деда воспитывался. Отца ведь я не помню.
ebooksa