Неподвижная земля

22
18
20
22
24
26
28
30

Но он сдержался. Он спокойно подошел к ней, так и не поняв, узнала его Айжан или нет.

— Айжан, вставай… Пойдем, Айжан.

Она безропотно дала увести себя в юрту. От хлеба и молока молча отказалась. Алибай уложил ее в люльку и укачивал, пока она то ли заснула, то ли забылась. Тогда он осторожно вышел, взял лопату и бегом направился к ближайшему бархану.

Пять могильных холмиков появились на склоне. И, даже не зная, одного взгляда было достаточно, чтобы понять, как положил своих близких Алибай. Два холма побольше — отец и Манал, потом один маленький — ее сын Батыр, снова холм побольше — Жаныл, и снова маленький холмик — ее дочка.

Алибай вернулся к юртам — теперь медленно, еле волоча ноги по песку.

Лицом он сейчас был похож на отца. При входе зацепился за притолоку ружейным стволом и понял, что так и не снял ружье. Он положил его на кошму рядом с собой.

Айжан еще спала.

Его взгляд упал на опустившуюся до отказа гирю. Он подтянул ее, и часы снова принялись отсчитывать время. Их тиканье сопровождало его, когда он заменял патроны в обоих стволах — вынул дробовые и вставил заряженные жаканом.

На прощанье Алибай зашел в большую юрту. Он не пошевельнул рукой, чтобы навести тут порядок. Только поднял с пола письмо Джилкибая и спрятал под шапку.

Надо было еще отвязать верблюдиц, чтобы они могли спокойно пастись, пока он будет отсутствовать.

Алибай сказал самому себе:

— Ветер… Большой ветер… Если бы ночью не было ветра, я бы по следам узнал, кто сделал. Диверсан… А кто из них диверсан?

Сонная Айжан обхватила его руками за шею, и Алибай поднял ее, вынес наружу и уложил в широкую переметную суму.

Старый атан неохотно опустился на колени.

VI

Еке-Утун был маленький, невзрачный поселок, выросший на месте старой казахской зимовки.

Но после песков он казался столицей.

Воронов и с ним Шеген прошли мимо глинобитных домиков с подслеповатыми окнами. Улица вывела на площадь, обставленную домами побольше, — райком, райисполком, милиция, почта, магазин, Дом культуры и садик — довольно чахлый, но все же садик.

— Теперь до вечера будем ждать? — спросил Шеген.

— Придется, — отозвался лейтенант. — Кто же знал, что он куда-то уедет. А кроме него нам разговаривать не с кем.