Тяга к свершениям: книга четвертая

Сердце Майского сжалось, ноги отяжелели, и мертвецкий холод пробрал все тело. Ему — заядлому охотнику — не раз случалось добивать раненое животное, но то, что произошло сейчас, было совершенно другим. Несколько секунд он не шевелился и не дышал, а когда баран рухнул, и толпа загудела, откатившая от ног кровь вдруг с невероятной силой ударила ему в голову. В мгновение Майский будто опьянел: ощущая, как тяжелеет его голова, как вздулись и пульсировали вены на шее, он погрузился в совершенно эйфорическое состояние. Увиденное представляло собой что-то абсолютно дикое, но в то же время завораживающее. Это был настоящий ритуал: массовый, с жертвой, кровью и смертью, по сравнению с которым служба в христианском храме казалась просто наивной забавой.

Потрясенный Майский не моргая наблюдал, как мертвую окровавленную тушу барана стащили с площадки, а вместо него вывели другого.

— Его тоже зарежут? — увидев новую жертву, обратился Майский к стоявшему рядом азербайджанцу.

— Канещно, — отозвался тот.

— А сколько всего будет?

— Слющий, откуда я знаю? — улыбнулся азербайджанец. — У меня с сыном — один на двоих… Во-о-он мой сын стоит, в красном пюхавике, — гордо приподняв подбородок, проговорил мужчина, обернувшись и кивнув куда-то в направлении находившегося неподалеку грузовика. — Девятнадцать лет ему! Перьвий раз сам все будет делать! Пойдем, — пригласил он Майского, и оба они направились к машине.

С грузовика, тем временем, уже вовсю шла торговля баранами. Ее организовали трое мужчин кавказской внешности, один из которых, тот, что покрепче, с огромной бородой, собирал деньги, а двое других шустро выгружали животных, спуская их один другому через борт автомобиля. Получив барана покупатели, как правило, скручивали ему бечевкой передние ноги и, взяв за задние, волочили прямо по земле в сторону бульвара, чтобы там погрузить к себе в автомобиль. Некоторые же резали прямо здесь, отойдя только чуть в сторону, дальше к тупиковой стене, где уже лежало, истекая кровью, несколько туш. Спрос на баранов был хороший и, несмотря на то, что мужчины действовали бойко и слаженно, возле грузовика сформировалась приличная очередь. В этой очереди стоял и сын азербайджанца: выглядя лет на восемь старше своего реального возраста, он был такого же низкого роста, как и отец, но при этом значительно крепче телосложением, с уже не по-юношески густой короткой черной бородой.

Двое продавцов продолжали наскоро разгружать машину, как вдруг один из них, стоявший на земле, чуть замешкался и не успел толком принять очередного барана, который крайне неудачно свалился с борта на асфальт, при падении переломав себе все ноги. Мужчины замерли, в растерянности уставившись на животное, но голос напарника тут же привел их в чувства: бородач по-кавказски жарко стал что-то выкрикивать своим непутевым товарищам, на что те ответили не менее пылкими речами, принявшись тыкать друг в друга ладонями, в попытке, видимо, что-то доказать ему. Перебранка продолжалась несколько минут, становясь все яростнее и громче, и неизвестно, сколько продлилась еще, если бы в разговор не вмешался стоявший рядом мужчина, который был следующий по очереди и которому, очевидно, предназначался выпавший баран. Мужчина обратился к бородачу, на что тот, развернувшись в запале, ответил ему громкой и продолжительной тирадой. Вскоре бородач и покупатель уже вовсю выясняли отношения друг с другом, в то время как двое разгружавших машину продавцов стали спорить между собой; и все вместе окончательно позабыли про выпавшее с машины животное. Между тем совершенно очумевший от боли баран лежал на прежнем своем месте, судорожно дергая переломанными ногами, из которых острыми осколками торчали раздробленные белые кости, и исходясь густой желтой пеной озарял округу неистовым блеянием. Так прошло минут пять, пока бородач, наконец, не обратился к товарищам, быстро и кратко сказав им что-то: после этих слов один из них (тот, что стоял на тротуаре) взял мучающееся животное за загривок и, оттащив в сторону, спешно зарезал его. Тушу мертвого барана закинули назад в грузовик, приведя в ощутимое смятение толпящихся там собратьев, а покупателю сгрузили другого.

— Почему они спорили? — спросил у азербайджанца Майский.

— Покупатель хотель заменить барана.

— Но какая разница? Ведь он же все равно будет его убивать. Попытался бы лучше сбросить цену.

— Э-э-э, не-е-ет, — лукаво и самодовольно улыбнулся азербайджанец. — Ж`ивотное должно быть здоровым. Больное, кривое, тощее — не подходит. Дащь если просто рёг обломан — уже не подходит.

Очередь двигалась дальше, и через некоторое время своего барана получил и сын азербайджанца. Отойдя с отцом и Майским чуть в сторону, к самой стене, он в одиночку быстро скрутил животное, достал нож и, спешно произнеся ритуальные слова, ловко и легко прошелся им по горлу жертвы. После этого он вытер лезвие об шкуру и, взяв барана за морду, сильно выгнул ее к заду. Только сейчас Майский увидел, насколько глубоким в действительности был этот с виду незначительный порез: одним единственным движением сын азербайджанца вполовину рассек животному шею. Когда же молодой человек завел барану голову, из раскрывшейся раны сплошным парящим потоком хлынула еще теплая густая кровь, моментально заливая собой свежий выпавший накануне снег и превращая его в насыщенную ярко-алую кашу.

— Нущно щтоби кровь витекля… Пока вся кровь не витечет разделивать нельзя, — решил пояснить происходящее азербайджанец, несколько смущенный тем недоумевающе-обескураженным видом, с которым Майский наблюдал за действиями его сына.

И хотя ошеломленный Майский не понял ничего из услышанного, голос азербайджанца привел его в чувство. Он оглянулся по сторонам: у возвышенности посреди площади по-прежнему толпился народ, а с грузовика продолжалась торговля, но людей на улице теперь было значительно меньше, в общем — человек сто пятьдесят или двести. Сместившись почти в самый тупик, мужчины разобрались на небольшие группы: кто-то кучковался вокруг истекающих кровью и дрыгающихся в конвульсиях животных, некоторые уже приступили к разделке туш, а большинство с неподдельным интересом наблюдали за теми, кто еще только готовил своих жертв, наполняя улицу громкими жизнерадостными возгласами, произносимыми на самых разных языках и наречиях, среди которых то и дело снова и снова раздавалось дикое предсмертное баранье блеяние. Участок улицы возле тупиковой стены еще час назад укрытый нетронутым белейшим снегом, теперь буквально утопал в крови. Здесь воцарилась настоящая вакханалия смерти.

— Зачем все это? — отрешенно спросил у азербайджанца Майский.

— Щто «это»?

— Зачем вы приносите жертвы?

— Ж`ертва приведет каждого из нас в бессмертие! — бодро произнес азербайджанец. — С нее начнется новая ж`изьнь!

V