Заветные поляны

22
18
20
22
24
26
28
30

Лида выскочила на улицу, не успев накинуть платок.

Отовсюду бежали люди к лесничеству, отрывисто переговаривались:

— Где хоть началось-то? А горит где? Далеко ли?

— В двадцатом, кажется…

— Чудинский бор! Сухой мшаник…

«Он туда и хотел идти…» — подумала Лида.

Уже помчались по лежневке машины. В одной из них была Лида. Стояла во весь рост, придерживаясь за кабину. Лицо бледное, руки дрожат. Только шепчет: «Быстрее».

В лесу бежала по распаханной просеке и уже слышала запах гари, треск и гудение огня. Пламя полыхало широко, шипело, перелетало, подгоняемое ветром. Где-то там, за сплошной горячей стеной, тщетно пытаясь преградить дорогу разбушевавшемуся пламени, бился Лешка. А Лида искала его, звала: «Алеша, Алешенька!!»

Люди вели борьбу с огнем, а она искала, искала человека, который стал ей дороже всех на свете.

Пришли на помощь трелевочники, работники подсобного хозяйства примчались на лошадях. Разрыли, раскопали, перепахали землю, направили пламя в сторону речки и сдавили, заплескали его.

Алешу нашли в молодом сосняке. Верхняя одежда дымилась рядом — успел ее сбросить. Он лежал на земле, обессилевший, угоревший, но не потерявший сознания… Несколько раз повторил: «Ребятишки надумали маслят поджарить…» Лида смотрела на него застывшими глазами… В эти минуты все перевернулось в ее душе, и вся предыдущая жизнь показалась ей маленькой пошлой картинкой.

5

Осенний ливень стушевал пестроту листьев за окном.

— Лежи тут. Подумаешь, волосы обгорели. Новые вырастут, а не отрастут — буду ходить, как бритый наголо, не беда. — Он ворочается, сердито комкает подушку и разговаривает сам с собой.

Солнце выглянуло, а дождь все шумит. Вода переливается, блестит, словно Лидины волосы. Кровать качается, попадает в водоворот, кружит, кружит. А огонь мечется перед глазами. Пляшет, радуется, обволакивает едкий дым. «Лида… Лида… Лида!!» — зовет Лешка в бреду.

Лида стояла на коленях возле кровати и не скрывала слез. Она уже знала, что, как только полегчает ему, попросит прощения за все и пообещает жить совсем по-другому и непременно позовет каждого, кого он пожелает, на новоселье. А он, придя в себя, открыл глаза и с удивлением сказал: «Ты здесь…»

Было очень тихо, как в лесу, в том ночном лесу, в котором проложена машинами трудная дорога до станции…

Забава

В разгар лета под спелую малину и цветение липы самостоятельно поехал из города в деревеньку Костромиху к Терентию Лабазову пятнадцатилетний долговязый внук Вася. Никогда он не был так настойчив и, выдержав трехдневный бой с родителями, на свои сбережения нагрузил два чемодана гостинцев, переправил в камеру хранения и купил билет в предварительной кассе. Через день еще раз терпеливо выслушал все наставления и отправился, как сказали папа с мамой, позабавить скучающего старика, которого семь лет не навещали.

Вася почти сутки трясся в общем шестнадцатом вагоне, охраняя, как велено, чемоданы. Только под утро уснул и начал видеть очень приятный сон про будущую жизнь в деревне. Но соседи по купе растормошили, помогли выбраться в тамбур за несколько минут до остановки. На перроне окликнул Васю какой-то невзрачный всклокоченный парень и пообещал довезти до Петушихи, пояснил, что там уже недалеко, но надо топать ножками. Парень сказал, что и дальше бы проводил, но на «газончике» волоком не проскочить, потому лучше неторопно да надежно продвигаться, авось встретят, в крайнем случае, до вечера можно и с ношей дойти, дорога одна — не собьешься…

Только Вася спустился с увала, словно из-под земли вырос перед ним высоченный сутуловатый мужик, совсем непохожий на деда, каким представлялся он по фотографиям и письмам.