Вино с нотками смерти

22
18
20
22
24
26
28
30

— Регода тут многим песни написал. За деньги, конечно. Он не особо известный композитор, зато пишет всем подряд. На любые стихотворения. Вообще не вникает. Ему, по-моему, лет сорок пять. Талантливый, но совершенно несостоявшийся. Наверное, потому и пьет. Постоянно пьяный ходит. Иногда мы боимся, что он со сцены в зал свалится или в яму оркестровую, если таковая есть. Но играет на рояле как бог! В любом состоянии! Виртуоз.

— Есть у него друзья, враги, любимая женщина? — встрял Герман.

— О, у нас легенды ходят о его похождениях. Правда, думаю, половина — вранье, просто сплетни. Жена Регоды вроде живет в Муроме… или Владимире… Короче, где-то, откуда он приехал в Москву. Забыла я — какой-то город на Золотом кольце. Здесь у него есть две любовницы. Одна его содержит. Богатая тетка. Вы ее увидите. Она в певицы подалась из бизнеса, нашла Регоду. Он ей песни пишет, она его содержит. Влюблена в него сильно. А вторая любовница — женщина помоложе. Тоже поет. Но ее уже он содержит. На деньги первой любовницы. Кто молодая — не знаю, это слухи.

Герман немного запутался в хитросплетениях финансовых потоков убитого и решил перейти к пункту «друзья и враги». Ира и тут бодро выдала информацию.

— Тот композитор, что стоит за дверью — Руслан Лисняк — завидует Регоде страшно! Хотя он большой талант и даже работает с некоторыми нашими звездульками. Но все равно завидует. Друзей я особо не знаю. Не любят Регоду. Характер у него препротивный — строит из себя крутого композитора. А весь-то спрос на него от не пойми кого. Песенки штампует как блины печет. Некоторые пассажи я уже узнаю. Невозможно столько писать, не повторяясь. А женщины на нем так и виснут. Не пойму, что в нем находят. Правда, виснут в основном не сильно молодые. Одна тут есть — ей лет шестьдесят, а то и больше. Противно смотреть: постоянно к нему жмется.

— Можешь вспомнить, кто где был в конце первого отделения? Хоть как-то сориентировать, кто мог убить? — Игорь внимательно посмотрел на дочку, но та помотала головой.

— Нет, пап, что ты! Тут тесно. Все ходят постоянно туда-сюда. Выступает ведь один, а остальные за сценой толпятся. Гримерок мало. Вот у Регоды, естественно, была своя. К нему хотели подселить Лисняка, но Регода такой скандал устроил! Короче, второй гримеркой, где мы сейчас сидим, пользовался Лисняк, ведущая Таня и наша заслуженная. Она как раз и висит постоянно на Регоде. Сам Регода соизволил согласиться на присутствие в его гримерке своей благодетельницы. Далее… — Ира задумалась на минуту. — В третьей было пятеро. И я среди них. Четвертую гримерку у них залило недавно, поэтому в нее никого не заселяли. Рядом с ней в конце коридора еще лампочка перегорела. Там и надо было Регоду убивать — темень! Ой, простите, не то сказала! Но ведь правда: его убили в самом освещенном месте. Его гримерка — первая от входа. Все тут толпятся. Если бы он кричал? Короче, тут странное место для убийства. На самом проходе.

— Спасибо, Ир. — Игорь хотел отпустить дочь и вызвать следующего, но тут встрял Герман.

— Ирочка, ты знаешь кого-нибудь, кто интересуется испанским оружием, историей? Регоду задушили старинным испанским методом: гарротой, сделанной из струны для рояля и барабанных палочек. Просто так подобное соорудить сложно.

— Хм, — Ира задумалась, — совсем не в курсе. Мы ведь не близкие друзья. Иногда пересекаемся на совместных концертах. В гримерке либо кости перемываем знакомым — вот тому же Регоде, либо о своей личной жизни рассказываем. Если случилось в ней чего интересного.

Вслед за Ирой решили вызвать Ларису Швейко, ту самую спонсоршу убитого. Бывшая бизнесвумен оказалась высокой стройной женщиной с явными следами пластической хирургии на лице. Она обладала выпиравшей из декольте пышной грудью искусственного происхождения, накачанными ботоксом пухлыми губами и длинными наращенными светлыми локонами. Швейко представляла собой яркий пример созданной косметологом молодости и красоты. Оставалось проверить ее на предмет наличия в мозге искусственного интеллекта и можно демонстрировать на выставке достижений народного хозяйства…

— Не могу поверить! — всхлипнула Лариса и аккуратно промокнула салфеткой под глазами. — Такой талант! У кого только рука поднялась на корифея российской современной песни! Таких ведь уж почти не осталось на нашей земле!

Воспользовавшись образовавшейся паузой, Николаев, не проявив должной эмпатии, спросил:

— Лариса… — он сверился с паспортом, — Петровна, расскажите, пожалуйста, где вы были и что видели во время первого отделения. Мы сочувствуем вашему горю, но надо расследовать это дело, никуда не денешься.

— Понимаю! — она опять всхлипнула. — И вы меня поймите! Мне пятьдесят восемь…

— Да что вы! — всплеснула руками Оленька, доселе сидевшая тихо, записывая протокол допроса. Но тут она решила проявить женскую солидарность и как-то поддержать Ларису Петровну. — Никогда не скажешь!

Лариса с благодарностью посмотрела на судмедэксперта.

— Спасибо! Но факт остается фактом! Шесть лет назад я решила начать петь. Бизнес приносил стабильный доход, а хотелось исполнения детских желаний. Всегда представляла себя на сцене! И вот пошла я учиться вокалу. В студии познакомилась со Славой… Владиславом Регодой. Он помогал нам, начинающим, обрести себя. Конечно, мы платили ему за песни! А как еще! — никто с Ларисой не спорил, но она пыталась кому-то незримому что-то доказывать. — За труд любого человека надо платить! Вскоре, мы полюбили друг друга. Это была страсть! Неземная любовь! И вот… такой финал! — Швейко высморкалась, скомкала салфетку и бросила в сторону трюмо. — Вы не возражаете? — она протянула руку к бутылке с коньком и плеснула его в чью-то водочную рюмку.

— Так, вернемся к тому, что тут происходило, Лариса Петровна, — откашлялся Игорь.

Лариса Петровна выпила коньяк и вздохнула.