Он зашагал к входу в театр. В дверях стояла растолстевшая сирена и яростно рвала предъявляемые билеты.
— Ваш билет! — пропела она на высочайшей ноте, обращаясь к нему.
«О-па, попал я, — мелькнуло, — я же снова телесный! Она меня распрекрасно видит, змеюка подколодная! Выкручивайся теперь».
— Я, простите, пою заглавную партию, — поклонился он вежливо сирене. — Шибко опаздываю. А до служебного входа бежать далече — весь театр обежать придется. Да вы ж сами, Сирена Соловьевична, все знаете.
— Знаю, а проверить не мешает! — припечатала дородная «певунья». — Кого, говорите, сегодня исполняете?
Ничего он такого не говорил, пришлось импровизировать.
— Германа же! «Пиковая дама»! — бодро ответил он. — Сирена Соловьевична, пустите. Скоро на сцену.
— «Уж полночь близится, а Германа все нет», — заверещала с хохотом сирена и посторонилась, пропуская его вперед. — Не забудь программку и буфет! — проорала она вслед.
Внутри царила суматоха. Народец тренькал бокалами с шампанским (вроде, «Вдову Клико» завезли), лопал воздушные безе, эклеры, политые шоколадом, и слоеные Мигелитос де-ла-Рода. Барышни обмахивались веерами и надкусывали острыми зубками конфетки, из которых в их ротики лился коньяк и падала вишенка.
— Программки, покупаем программки, — призывал юноша, размахивая разноцветными листками бумаги.
Он взял программку — с сиренами лучше не спорить. В списке персонажей и актеров быстро нашел себя: «Герман — многократный лауреат многочисленных музыкальных конкурсов, обладатель звания «Лучший тенор всея всего», призер межгалактического суперкубка Владислав Регода». Стало немного приятно, даже гордость обуяла. Экий молодец этот Регода! Не какой-нибудь там заштатный певичешко!
— Пошел в гримерку, чего встал?! — заорали у него над ухом. — Переодеваться надо, звезда ты наша затухшая!
Вечно они так. Не дадут душе порадоваться. Злые. Ладно, надо действительно идти. Все-таки слова повторить не мешало бы. «Уж полночь близится…» — не его репертуар. А что там Герману следует глаголить, он подзабыл напрочь. Давно в оперу ходил, да и не упомнишь всего, не угадаешь, чего там в мираже может пригодиться. Схватив на ходу с подноса бокал с шампанским и эклер, он начал пробираться к двери, которая вела в гримерки.
Два сотрудника местного отделения полиции записывали всех зрителей, которым пришлось вместо второго отделения предъявлять документы и клясться, что не выходили из зала до антракта.
— Вот теперь я радуюсь, что на концерт пришло мало народу, — прокомментировал Николаев, увидев выстроившуюся к полицейским очередь. — А нам с тобой, если не возражаешь, придется опросить более капризную публику.
«Капризной публике» следовало уделить основное внимание. Администратор, все первое отделения простоявшая у единственного входа в зал, заверяла, что из него никто не выходил. В тот день концерт проходил только в зале пятого этажа, поэтому и внизу на выходе охранники точно помнили: никто не уходил из здания во время концерта.
— Предварительное время смерти — восемь пятнадцать. Минут за десять, максимум двадцать до антракта, — продолжил Игорь. — Получается, только кто-то из крутившихся за сценой мог его убить.
Полицейским освободили одну из гримерок. Из нее все вышли, но на столе остались початые бутылки и нехитрая закуска. Пахло потом, вином и огурцами. За дверью, в коридоре толпились певцы, ведущая и композитор — те, кто участвовал в концерте.
— Так, первую позовем Ирку, — постановил Николаев. — Дочке я доверяю. Пусть рассказывает, что тут происходило. Потом пойдут остальные.
Ирка оказалась тоненькой девушкой невысокого роста. Ее блондинистые волосы были убраны в высокую прическу. На ногах ослепительно сияли золотистые туфли на шпильках, платье походило на платья принцесс из мультиков — приталенное с пышной многослойной юбкой в пол. Ира хлопала накладными ресницами и бодро вещала:
ebooksa