С каждой секундой они становятся ближе — человек и танк. Стальная махина с пушкой и пулеметами, с мощным мотором и лязгающими гусеницами и помкомвзвода разведки Николай Орехов в разодранном маскировочном костюме.
«Сейчас!.. Сейчас…» — стучит в голове у Попелышко. Он видит, как его очередь подсекает немца, выскочившего из-за танка. Но не успевает обрадоваться удаче. Орехов взмахивает рукой, и под гусеницей вспухает взрыв. Танк вздрагивает, словно волк, угодивший в капкан, суетливо бьет из пушки и останавливается. Затем со скрежетом начинает разворачиваться и подставляет бок бронебойщику Седых.
Тот стреляет, и на пятнистой броне вспыхивает синяя струйка. Внутри танка что-то яростно грохает. Из-под башни вырывается огненный венчик, пушка свешивается к земле, и ватное облако окутывает танк. Автоматчики оторопело пятятся от огня. Оказавшись без прикрытия, они попадают под пулемет Харитошкина. Не выдерживают и поворачивают обратно.
Два прорвавшихся танка несутся на узкой полосе между траншеей, где засели русские, и отвесным берегом реки. Они не могут маневрировать и мечутся, как загнанные в ловушки звери. Ведут беспорядочный огонь и стараются увернуться от противотанковых гранат и бронебоек обоих батальонов, которые лупят по танкам со всех сторон.
Наконец один вспыхивает дымным костром, а второй круто поворачивает и, подняв тучу пыли, катит по краю обрыва к левому флангу. Там траншея делает поворот, отходит от берега. Танк несется к этому спасительному выходу.
На полной скорости, стреляя выхлопами синего дыма, он мчится вдоль берегового откоса, не замечая русских, которые поднялись на кручу и залегли в больших воронках.
Это подкрепление, посланное Сиверцеву под командой капитана Пименова.
Танк проходит в пяти метрах от начальника разведки. Пименов хватается за противотанковую гранату, подвешенную на поясе. Но рука дрожит и не может отцепить гранату, пальцы путаются, что-то растерянно рвут. За это время танк успевает уйти, и когда капитан, наконец, освобождает гранату, бросать ее бессмысленно…
Пименов вытирает с лица пот, глядит на удаляющийся танк и снова подвешивает к поясу гранату. Теперь руки его не дрожат, пальцы движутся привычно и уверенно.
Уйти танку не дают. На повороте его ловит какой-то бронебойщик, и зловещая фиолетовая змейка вспыхивает на камуфлированной стали.
— Живы, медвежатники? — лейтенант Нищета неожиданно вывертывается из-за поворота.
— Что нам сделается? — отзывается Седых, щелкает затвором и выкидывает стреляную гильзу.
Орехов, пошатываясь, бредет по траншее. Лицо его черно, глаза смотрят исподлобья. Автомат висит на шее дулом вниз.
— Лихо ты, паря, его гранатой двинул, — говорит ему бронебойщик. — У меня бы так не вышло.
Орехов устало присаживается на вывороченную бетонную плиту и просит закурить. Юрка Попелышко торопливо сворачивает ему цигарку, Нищета щелкает зажигалкой.
— Ты танк поджег? — спрашивает лейтенант бронебойщика.
Седых отрицательно качает головой.
— Нет, что вы, — говорит он. — Это я ему про запас в бок саданул. Они же, гады, живучие… Вот я и шлепнул, чтобы в надежде быть…
— Про запас, значит, — говорит Нищета и моргает воспаленными глазами, в которых еще не исчез страх пережитого. Он присаживается на корточки возле бронебойщика и гладит теплый шершавый ствол ружья. — Подходящая машинка… Может, папаша, к нам в разведку перейдешь? Я с начальством договорюсь.
— Толковое ружьишко, — соглашается бронебойщик. — Пук — и ваши не пляшут. В боку дырка — и будь фриц!.. Покурим, лейтенант.