Потом была победа

22
18
20
22
24
26
28
30

Юрка, обиженный словами лейтенанта, повернулся к Орехову. Но тот будто и не слышал разговора. Не шевелясь, лежал он за стенкой и вглядывался в кудрявую, мягкую издали опушку лесопосадки. Елочки и сосны на таких посадках стоят аккуратные и старательные, как первоклассники в первую школьную неделю.

За бруствером темнели низкие пни. Наверное, по краю поля в излучине был лесок. Когда немцы строили траншею, лес спилили. Бревна пустили на накаты, горбылями и плахами укрепили стенки, из верхушек наделали стояков и кольев. Аккуратный народ немцы. Пеньки спилили по самую землю. Из травы едва видать.

Между пеньками разросся иван-чай. Пурпурные головки его выглядывали из зелени травы. Торчали, как растопыренные пальцы, узкие, с темнотой к средине листья. Хорошее растение иван-чай. Первым поселяется на вырубках, на гарях. Тянется вверх, раскидывается по сторонам, а под его защитой проклевываются из земли молодые березки и осинки. Поднимется поросль, погубит иван-чай, своего защитника. Но не беда, иван-чай свое дело сделал. Как зацветет он, пчелы его навещают, а к осени, когда лист в силу войдет, его можно насушить и вместо чая заваривать. Лугом такой чай пахнет, прелью зеленой и горьковинкой листвяной.

Люди друг друга убивают, деревья под корень пилят, а иван-чай растет. Его же не заставишь: не расти… Повременить, пока война кончится.

Солнце уже припекало. Маскировочные брезентовые костюмы высохли и жарко липли к телу.

Хорошо бы сейчас полежать в лесу, раскинув руки, и посмотреть, как солнце бьет сквозь кружево ветвей и расстилает на траве узорные ковры. Ощутить, как пахнут желтые медуницы и фиолетовые головки клевера.

— Попить бы, — сказал Смидович. — Утром воды по горло было, а сейчас и капли нет.

— Может, к речке сбегать? — предложил Попелышко.

— Не пройдешь, зацепят, — ответил лейтенант. — Харитошкин, у тебя не завалялась фляга? Ты человек запасливый.

— Кабы был запасливый, так догадался бы с собой штаны лишние захватить, — невесело ответил Харитошкин. — С голым задом приходится воевать… Эх, достать бы мне того фрица, что на меня ракеты кинул! Я бы его, паршивца, по винтикам разобрал…

Юрка покосился на прорехи сержанта и перешел на край блиндажа. Так, чтобы между ним и Харитошкиным находились лейтенант и Орехов.

Николай вгляделся в лесопосадку и тревожно крикнул:

— Идут!

— Кто идет? — не понял Попелышко.

Он подскочил к Орехову и высунул голову из-за бруствера.

Сначала он ничего не разобрал. Возле зеленой каемки посадок вроде выросли стожки сена? Но еще больше он удивился, когда стожки расползлись по сторонам, зашевелились, как живые, и двинулись по полю.

— Танки, — почему-то шепотом, похожим на сдавленный глоток, сказал Орехов. — Танки это, Юрка.

Попелышко невольно втянул голову в плечи. На дальнем краю пустоши двигались не стога, а немецкие танки. С пушками на башнях и пулеметами. С броней, которую не пробьет очередь автомата, не прошибет винтовочная пуля. Многотонные неуязвимые чудища ползли на Юрку.

Один… второй… третий… десятый.

Десять танков катили прямиком на Юрку Попелышко, у которого в руках только автомат и нож. Через пятнадцать минут они окажутся здесь. С грохотом и лязгом навалятся на траншею. Задрожит земля, обрушатся стенки и живьем похоронят Юрку.