— В городе тоже будете работать для души, и радость приносить не десятку человек, а многим тысячам… У вас там будут все условия.
— Это верно. Моим мастерством в городе легко хлеб с маслицем заработать, да вдобавок и эту штуковину дадут. — Матвей щелкнул желтым от курева ногтем по недопитой бутылке. — А здесь кто работать будет? Не тебе рассказывать, как в нашей стороне хлеб добывается. Пока колхозом друг за дружку держимся, вот мы и сила… Я уеду, другой, третий… И придется тетке Устинье с молока на моченую бруснику перебраться. От нее, брат ты мой, живот пучит…
— Вместо вас можно другого бригадира найти.
— Может, ты пойдешь? — Матвей усмехнулся. — Небось в этот хомут шею не сунешь. А я вот сунул и тяну. Теперь соображай, можно ли мне из деревни уехать.
Он отставил недопитый стакан, надел защитную, военного образца куртку, заплатанную на спине, и взял шапку.
— Не забудь, Андрей Иванович, Устинье сказать, чтобы завтра на капусту выходила.
В окно было видно, как Матвей уходил по дороге, перепрыгивая лужи и не в такт шагам размахивая длинными большими руками.
Я передал тетке распоряжение бригадира.
Скоро разразилась очередная буря. Как-то под вечер в избу пришел Матвей. Не снимая шапки, он хмуро поздоровался со мной и решительно подошел к столу, за которым тетка возилась с ужином.
— На твоем крыльце нашел, Устинья, — строго сказал он и положил на стол сморщенный стебелек с длинными вялыми листьями.
— Капустная рассада, — пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд. — Половину парниковой рамы стрекотухи по домам растащили. Моду завели: на своих огородах капусту разводить колхозной рассадой… Я еще в правление доложу.
Тетка отставила в сторону крынку с молоком и стала вытирать руки о передник.
Матвей упрямо прищурил глаз.
— Ты, Андрей Иванович, в книжке напиши про эту бабью несознательность. Не понимают того, что сами у себя берут… Вроде как из штанов клок вы́резать и вместо заплаты на рукав пришить… Все равно ведь с дыркой будешь ходить… Вот и Устинья тоже…
Теткин кулак опустился на стол с такой силой, что рыжий кот молнией метнулся в подпечье и из крынки плеснулось молоко.
— Какие-такие слова ты мне, вдове честной, говоришь! Да я порошинки чужого на веку не взяла, а ты меня, одноглазый черт, капустной рассадой попрекаешь?
Через минуту Матвей оказался прижатым в узком проходе теткой, поносившей его на чем свет стоит.
— Он вам наличник новый сделал, а вы его ругаете. — Я встал на защиту Матвея.
— За хорошее я ему хорошо и скажу, — не унималась Устинья. — А капустной рассадой он пусть мне не тычет, а то я не постесняюсь и ухватом заехать по глазу, который ему германцы на прокорм оставили.
С трудом я перевел разговор на сделанный наличник, и бурное объяснение кончилось тем, что тетка усадила Матвея ужинать.
ebooksa