Когда Орехов ушел за загородку, командир взвода слил водку в алюминиевую флягу, где скопилось ее уже по пробку. Водку Олег Нищета не любил, пил ее по нужде и с великим отвращением, но свою норму у старшины Маслова получал одним из первых, и старшина считал лейтенанта человеком пьющим.
Затем Нищета расстегнул планшет, написал разведдонесение, отметил на карте данные о дотах с бронеколпаками и отправился с докладом в штаб.
На дворе была темень, как в погребе. Ветер явственно нес из лесу ростепель. Звучно капала вода и журчала под рыхлым снегом задорными ручейками.
На крыше сарая светилось десятка полтора кошачьих глаз. Когда лейтенант проходил мимо, над его головой раздался душераздирающий вой. Нищета невольно отпрянул от сарая, выхватил пистолет и прицелился в гущу зеленых огней.
Но стрелять не стал. Усмехнулся, сунул пистолет в кобуру и громко поманил:
— Кис-кис! Кисаньки!.. Кис-кис!..
Вопли на крыше сразу смолкли. Зеленые точки замерли, потом их будто ветром смахнуло в темноту.
Над лесом взлетали и опадали ракеты. Густо шумели сосны, и запах пролитого масла был еще отчетливее.
Немецкие батареи вели беспокоящий огонь.
ГЛАВА 10
Мутная вода у дальнего берега отливала горелой жестью. Половодье равнодушно несло войну. Плыли разбитые двуколки, снарядные ящики, измочаленные бревна, проплыл обгорелый кузов автомашины, понтон с погнутыми поручнями. Вздувшийся труп лошади масляно лоснился, оскаленная морда колыхалась на волнах, светила сахарными зубами.
Пронесло немца. Голова разбита, руки раскинуты, как весла. В ногах запутался ремень противогазовой коробки, и она плыла вслед как буек.
Проплыл труп в серой шинели. Лицо остроносое, до блеска отмытое водой. Видно, вытаял где-то из-под снега брат-славянин, подняла его река на свою грудь и понесла мимо лесов и полей, мимо солдатских окопов и городов. Успокоит ли она его, предаст ли земле? Может, приткнет к ивняку на завороте. Может, какая-нибудь добрая душа и похоронит солдата…
Ветер шало полоскал воду, мял ее, разгонял рябую волну. Небо было невиданно высокое, и в нем тянулись перелетные птицы. На синих рассветах из глубины леса слышались осторожные рулады дроздов.
В окопах грязь стояла по колено. Ведрами, жестянками, котелками вычерпывали солдаты воду и материли весну, солнышко, немцев, которые сидели на нагорном берегу и горя не знали. Мечтательно вспоминали зиму, когда земля была каменной, а добрые полушубки спасали от холодов.
Хрипели в грязи, кашляли синим дымом и гробились на дорогах машины. По ступицы вязли повозки, буксовали в болотном киселе танки и тягачи.
Только солдатские ноги одолевали грязь, распутицу, водомоины и разбухшие болота. Глохли моторы, а солдатские злые, натруженные руки вытаскивали из грязи трехтонные грузовики, волокли по хляби пушки, гатили переправы и мостили дороги, тащили цинки с патронами, снарядные ящики, мешки с сухарями.
Все понимали, что, когда вода войдет в берега, начнется наступление. А пока жизнь шла навыворот. Днем регулировщики загоняли всех в укрытия, не давали ни проезду, ни проходу. Командиры ругались за каждый костер, разведенный, чтобы обсушиться и хлебнуть кипяточку для обогрева вконец захолодавшей в болотине солдатской души. Ночью же все приходило в движение. Урчали на дорогах машины с потушенными фарами, приглушенно на малом ходу двигались танки. Брели связисты с катушками, у кухонь выстраивались подносчики с термосами, приходили в землянки почтальоны, катили офицеры связи, сменялись наблюдатели и боевое охранение.
В медсанбат приехал полковник медицинской службы Симин.
Евгения Михайловна, возвратившись с операции, услышала, как зарычал «виллис» и скрипнули тормоза. «Начальство, кажется, заявилось», — вздохнула она и перепоясала ремнем гимнастерку.
ebooksa