Потом была победа

22
18
20
22
24
26
28
30

Глаза девушки прищурились и с вызовом глядели на Николая. Что, мол, еще хочешь сказать? Мы умеем разговоры разговаривать…

Орехову стало неловко. Снайпер его выручила, а он с подковырками полез. Он смутился и пробормотал что-то насчет того, что не забудет, как она ему помогла.

— Хоть бы назвался, что ли, — сказала снайпер. — А то мне и перед девчатами похвастаться нечем будет. Скажут — сочиняю.

Орехов назвал себя и спросил имя девушки.

— У меня фамилия, — поправила она. — Младший сержант Грибанова… Другой раз будут немцы по полю гонять, так и кричи: «Грибанова!» Помогу.

— Остра ты на разговор, товарищ младший сержант.

— Так теперь только острое и в ходу, — отозвалась снайпер и, снисходительно оглядев смущенного Орехова, улыбнулась. — Ладно, парень, не обижайся. Я ведь за этим пулеметчиком неделю охотилась. А на тебя он, как на подсадную утку, клюнул и открылся. Автоматчика я уже так, для ровного счета, цокнула. Чтобы лишний фриц воздух не портил… Теперь ползи, мне работать надо. Напарник твой метров двести ниже по лощине вышел. Дожидается где-нибудь в кустах… Иди, парень, чего уставился, не икона ведь.

Она, видно, заметила смущение Николая, а может, почувствовала, что тот едва держится на ногах, и подобрела.

— Лесом спокойно пройдешь, — сказала она. — Вот уж не думала, что в разведку таких долговязых берут… Родом-то откуда?

Николай ответил, что с Белого моря.

— Ух, так мы ж, оказывается, земляки? — удивилась девушка. — Я ведь тоже архангельская, из-под Мезени.

Помолчала и добавила:

— Валей меня звать. Грибанова Валя. Может, еще увидимся?

Увидеться за зиму им довелось несколько раз. Раза три на передовой, один раз мельком на дороге и еще раз в дивизионных тылах, где располагался взвод девушек-снайперов.

Сейчас Орехов перебирал в памяти эти встречи и думал, что летом и Вале воевать будет легче.

Когда в лесу засиневатились сумерки, разведчики вылезли из-под снега и поползли обратно. У берега под Ореховым лед треснул и стал прогибаться. Он рывком кинулся в сторону, и разведчиков заметили немцы. Они долго хлестали по льду из пулеметов. Разведчики лежали неподвижно и думали, попадут в них паршивые фрицы или промажут?

Орехов зашел за дощатую перегородку, где размещался командир взвода лейтенант Нищета, и доложил результаты разведки.

— Три дота с бронеколпаками? — переспросил лейтенант. Он сидел на скамейке, положив ногу на ногу. Трофейная стеариновая плошка освещала продолговатое с узкими скулами лицо. От взъерошенных бровей на лоб ложились смешные тени. Нос у лейтенанта был сапожком, глаза широко расставлены. Волосы расчесаны на аккуратный пробор, у висков пушистые бачки.

Молод был лейтенант Нищета. В девятнадцать лет назначили его командовать взводом разведки, где только Юрка Попелышко, который, по общему мнению, был сосунок сосунком, оказался младше лейтенанта всего на три месяца. Поэтому Нищета старался изо всех сил выглядеть взрослее, говорил начальственным баском, без нужды придирался и считал, что главное — это держать взвод в кулаке.

На Орехова лейтенант смотрел начальственно и въедливо, допытывался, почему тот считает, что три дота усилили бронеколпаками. Может, это и вовсе не бронеколпаки были, а просто немцы лес для бункеров приволокли и скидывали бревна в траншею?