Потом была победа

22
18
20
22
24
26
28
30

Барташов терпеливо слушал. Разобраться в основе, подполковник поступает так же, как командир дивизии: посылает своим приказом людей почти на верную смерть. Идет на жертву малого ради большого, как это диктует беспощадная логика войны, от которой не спрятаться ни сержанту, ни подполковнику, ни генералу.

Разница только в соотносительности малого и большого. В масштабе ударной дивизии стрелковый батальон все равно что разведгруппа в масштабе стрелкового полка. Если продолжить такой счет, то всему фронту для большого дела пришлось бы в качестве малой жертвы кинуть в огонь дивизию…

Нет, как ни крутись, воевать в белых перчатках не получается, товарищ генерал.

Лучше вообще не воевать. Много лучше, если бы Зубец, Барташов и все остальные, кто сейчас лежал в окопах, сидел в боевых машинах, пахали бы землю, варили металл, строили дома. Просторные, прочные дома с глазастыми окнами.

— Ты чего молчишь? — ворчливо спросил Зубец. — Заварил кашу, а теперь и сказать нечего?.. Успеют разведчики до артподготовки перебраться?

— По хронометру рассчитали, — ответил Барташов и доложил о затее с плотом-обманкой.

— Тоже мне, архимеды, — хмыкнул в трубку командир дивизии. — За дураков, что ли, немцев считаете?!

Однако операцию разведчиков не запретил. Генерал понимал риск, ответственность за самовольное изменение плана наступления, но и давал себе отчет в том, какие преимущества даст бросок разведчиков в случае удачи.

Тропинка стала опускаться к реке. Лес кончился. В лицо потянуло сыростью.

— Подходим, товарищ подполковник, — сказал капитан и спрыгнул в ход сообщения, тянувшийся вдоль берега.

На небе переместились звезды, невидимо поредел воздух, и возникли неясные тени облаков. Ощущался близкий рассвет. На открытом берегу не было оглушающей, вязкой, как смола, темноты леса. Петр Михайлович видел теперь капитана: голову и узкие плечи, отсеченные неровным краем хода сообщения.

— Здесь немцы простреливают, — предупредил Пименов и пригнулся, растворился в земле.

— Торопиться надо, — недовольно сказал командир полка.

Ход сообщения сделал поворот, и Барташов увидел реку. Вода казалась густой и маслянистой, проблескивала тусклой чернью.

Когда вспыхнула очередная «лампадка», река прозорилась молочно-желтым мерцающим отсветом. Свет ракеты выхватил густые пласты тумана, лежащие в тальниках и по низинкам. Пласты были тяжелые, сбитые в косые клинья.

Слева вырисовывалось какое-то смутное пятно. Барташов подумал, что над ходом сообщения нависли кусты ивняка, и поднял руку, защищая лицо от веток. Но пальцы наткнулись на шершавое дерево. Возле хода сообщения стояли понтоны, замаскированные ветками.

Здесь саперы наведут паромную переправу.

Жарко здесь будет через несколько часов. Пожалуй, жарче, чем там, на другом берегу. Переправа, по которой на плацдарм должны пройти орудия, танки, машины с боеприпасами, станет артерией, питающей наступление. Немцы изо всех сил будут стремиться рассечь ее.

Из-за понтона Барташова окликнули, спросили пропуск.

Петр Михайлович негромко ответил.