Последняя инстанция

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ах, Димочка, всякое увлечение — это самоубийство! — сказала она кокетливо, как бы подражая дочери, хотя на самом деле, разумеется, дочь была в нее, а не наоборот. — Чем вас там кормили? — спросила она придирчиво. — Приличный стол? У нас было шикарно. Вплоть до зернистой икры. Как Жанночка? По-прежнему пикантна?

— За десять дней не изменилась, — сказал я.

Забывчивость повергла З. Н в уныние, но слишком мимолетное, для того чтобы отразиться на ее невозмутимом лице.

— Ах да! У вас был традиционный сбор! Но скажу тебе, Жанночка что-то засиделась в девках. Сначала это выглядит несколько старомодно, а со временем превращается в болезненную проблему. До сих пор нет никого на примете?

— Не знаю, — сказал я.

Не мать была в дочь, а, разумеется, наоборот, но я постоянно находил в теще Линкины черты и, глядя на нее, видел Линку, какой она будет лет через двадцать. А Вовка был весь в меня — наша порода, мосьяковская; я подумал об этом так некстати, что вышло, будто только потому и терплю свой дом, не ухожу из него.

— Я тоже должна хорошенько выспаться, — с предвкушением приятного сказала З. Н. — Во вторую половину дня мы наметили большую лыжную прогулку, девичник! — вновь пококетничала она. — Мужчины едут на охоту. А вечером у нас с Линочкой билеты на авторский концерт Щедрина. Ты не пойдешь?

Я, кажется, сказал ей, что занят? У нее и у Линки был абонемент в филармонию. Они всегда норовили подчеркнуть, будто бы нынешняя научно-техническая интеллигенция по своему культурному уровню выше гуманитариев, а последних имел честь представлять я.

Кофе был допит, но — если воспользоваться словарем нового моего друга Генки Подгородецкого — З. Н. зачем-то тянула резину. Я догадывался зачем. Под винными парами легче касаться всяких болезненных проблем. Мать и дочь держались как подружки и ссорились тоже как подружки, — у обеих был скверный характер. К сожалению, во все сердечные секреты дочери мать была посвящена.

— Я желаю тебе в новом году, — сказала она со значением, — твердости духа на том пути, который ты избрал. — И поправилась тоже со значением: — Который вы избрали. — То есть я и Линка. — Не о творческих успехах речь. Они есть и будут. Ты понимаешь, о чем я? — Она легко, как бы отдавая дань чему-то неизбежному, но вовсе не волнующему ее, вздохнула. — У меня камень на сердце, однако из двух зол выбирают меньшее. В ваши годы житейская мудрость уже не просто качество, а необходимость. Без нее нельзя! — показала она рукой предел, который не положено переступать. — У Вовочки должно быть нормальное детство. Ты со мной согласен?

— Всегда с вами согласен, — сказал я. — Это как раз и есть тот путь, о котором вы так к месту упомянули.

— Ты полагаешь, не к месту? — осторожно улыбнулась она, стараясь не напрягать лицевых мускулов. — Не сердись, если тебе это неприятно. Мы все в этой жизни — из одной пьесы, из одного спектакля, — сказала она элегически. — Так что воленс-ноленс выходить на сцену нужно, нужно играть, другой пьесы не будет!

Хлопнула входная дверь, мы обернулись — Линка, в своей норковой шубе, удивительно похожая на мать, с тем же невозмутимым выражением лица, только на двадцать лет моложе и ярче, стояла в дверях.

— А мы потребляем нектар, — сказал я.

— Жанка, паникерша, была убеждена, что ты попадешь в милицию, — как мать, стараясь не напрягать лицевых мускулов, улыбнулась Линка. — Но я-то знаю своего мужа. — Я встал, снял с нее шубу. — Муж мой сам развозит пьяниц по вытрезвителям. Мерси! — чмокнула она меня в щеку. — А я напилась как свинья. Мама, дай мне тоже кофе…

Они остались на кухне, а я пошел спать. Голова была тяжелая, но почему-то не спалось. Нектар этот оказывал действие? Воленс-ноленс выходить на сцену нужно, думал я, нужно играть, другой пьесы не будет. Они на кухне то шептались, то повышали голоса, и тогда до меня доносилось знакомое: faire la cour, фэр ля кур. О своих ухажерах они всегда говорили по-французски. Фэр ля кур — тоже было что-то в этом роде.

Когда я пропускал удары в университетской секции бокса, мне доставляло удовольствие вести им тайный счет. Я записывал их себе в актив. Теперь мне доставляло удовольствие молчать в своем доме.

Но нынче все было не как обычно, я не смолчал, выскочил в трусах, распахнул дверь:

— Товарищи, прекратите свои куриные разговоры! Уже начало пятого!

— Акустика! — сказала З. Н., обращаясь к Линке.