Они притихли.
15
Сидим беседуем с Подгородецким.
У нас, юристов, писанины море — утонешь; но странно! — никто еще не додумался вменить нам в обязанность запись наших субъективных впечатлений. Положим, входит новый человек, а мне важно, как вошел, с каким настроением и что читается между строк протокола, который я веду по ходу дела. Как держался, на чем споткнулся, а после чего поник головой. Слава богу, это признаки не процессуальные, в протокол не идут. Хочешь — придавай им значение; не хочешь — как хочешь.
У меня есть дневничок — на случаи особо заковыристые. Съемка скрытой камерой — с той только разницей, что портрет словесный. Дневничок — не метод, а психологическая приставка к методу.
Первое впечатление: замкнутость, желчность, несговорчивость — по внешности. Это — когда еще стоял в дверях. Узкий лоб и матовая желтизна кожи. Жилистый, физически сильный. А вошел идеально: без всякой развязности, но и не слишком скованно. По-деловому вошел, с чувством собственного достоинства и с чувством долга, которое принес на блюдечке. Блюдечко поначалу меня чуть коробит. Но это у многих можно наблюдать.
Я объяснил ему, с чем связан вызов, да он, конечно, и сам догадывался. У меня была разработана опросная схемка, — сперва я предполагал строить ее, как обычно, соблюдая строгую логичность, но потом решил, что логика не должна выпирать. Попался свидетелю безалаберный следователь, не дорожащий ни своим временем, ни чужим.
А мне от свидетеля нужно не то, зачем он вызван, а совсем другое. Логикой дорожку туда не проложишь. Сидим беседуем.
По сведениям Бурлаки, про пьяницу, который подобран был дружинниками, очевидцы уже и забыли, да и вообще на Энергетической никто не подозревает, что наводятся справки о том, кого уже нет в живых.
Ведем беседу, как будто он жив.
— Рост средний, — загибает пальцы свидетель, — телосложение… среднее, средний такой гражданин, без особых примет, кепка на голове, пальто, руки держал в карманах, шел, на меня не глядел…
— Позвольте-ка, Геннадий Васильевич… — соблюдаю учтивость. — Как вы определили, что пьян?
Подгородецкий удивляется моей несообразительности:
— Шатался!
А я рассуждаю сам с собой:
— Возможно, шатался не оттого?
У меня заготовлена наживка: поймет ли намек? Если поймет, стало быть, знает больше, чем говорит.
— Отчего ж еще ему шататься?
Либо придуривается, либо ничего не знает.
— А от потери крови? Удар, травма…