— Вкус какой-то странный, как по мне.
— Хороший кофе, — возразила Одри Пероун, тоже попробовав.
Дикки Тремейн, следивший за ней, уловил в ее глазах выражение, которого не мог распознать. Кажется, взгляд предназначался ему, но он понятия не имел, что он означает. Завуалированная насмешка? Вызов? Триумфальный блеск? Или что? Такой странный, будто слепой…
Леди Леви вдруг приподнялась со стула, схватилась за голову и упала на стол.
— Обморок! — вскочил на ноги Мэтью Санкин. — Здесь чуток душно — я тоже заметил…
Дикки, не двигаясь с места, смотрел, как у самого Мэтью мутнеет взгляд. На лице отразилось почти комическое недоумение, рот раскрылся, и, не сказав больше ни слова, мужчина тоже повалился.
Остальные один за другим падали следом. Дикки сидел и наблюдал, чувствуя себя зрителем на спектакле. Все воспринималось как-то смутно — странность происходящего, долетавшие словно издалека голоса и звук бьющейся посуды, сброшенной со стола. Безучастный, наедине со своими мыслями, Дикки держал руку на пистолете, скрытом под платком. Алриг тряс его за плечо, бормоча снова и снова: «Отравлен! Кофе отравлен! Какой-то проклятый сукин сын!..» — пока наконец не рухнул на пол. В конце концов они остались наедине с Одри — девушка стояла у своего края стола, Тремейн сидел у своего, сжимая под столом пистолет.
Глядя так же странно, будто слепая, она произнесла приглушенным голосом:
— Дикки…
— Видимо, мне сейчас стоит рассмеяться, — откликнулся тот. — Можешь больше не трудиться, сохраняя невозмутимый вид. Через несколько минут у тебя уже не будет повода для веселья — так что я посмеюсь сейчас.
— Я лишь слегка пригубила кофе…
— Вижу, остальной разлился. Возьми мой.
Она двинулась к нему вокруг стола, хватаясь за спинки вращающихся стульев. Тремейн сидел, не шевелясь.
— Дикки, твой ответ только что… Ты говорил искренне?
— Да. Полагаю, можно сказать, что я и сейчас так думаю — но не забывай про условие. Я говорил про того, кого люблю. Вчера вечером я сказал, что люблю тебя, — прости, я солгал. Я не люблю тебя и никогда не смог бы полюбить. Просто решил… — Он помедлил, но потом все же закончил со всем безжалостным презрением, которое только в нем было: — …решил, что будет забавно выставить тебя дурой.
Она дернулась, как будто Дикки ударил ее по лицу, однако он не испытал ни малейшего раскаяния — просто продолжал сидеть и смотреть на нее, бесстрастный, как истукан.
— Это я передала тебе ту записку… — проговорила она.
— Потому что решила, что и моей любви будет довольно. Да, я все именно так и понял.
Казалось, что она держится на ногах только усилием воли. Глаза закрывались сами собой, но сейчас в их уголках собрались слезы.
— Кто ты? — спросила Одри.