Шесть дней

— Печку не я и не вы уродовали. И не мне, и не вам ее отлаживать. Что же теперь, сидеть сложа руки и слезы лить? Выходит, вся жизнь должна остановиться? У меня дело не терпит, осень, того гляди холода нагрянут, все помидоры сгниют. Я, Васька, в долгу не останусь, сам знаешь, подрабатывал у меня…

— Мне, Степан Петрович, не до грошей ваших, меня, может, завтра попросят отседова, печь, кормилица наша, стоит. Куда деваться? Хочешь не хочешь — загорюешь.

— Мало ли заводов у нас в городе, рабочие везде нужны, — урезонивал Гончаров.

— Есть, есть заводы… — поддакнул Васька. — Только на всех тех заводах отделы кадров хорошо Ваську помнят. Не забывают! Ну, ладно, какой разговор, пока печка стоит, правду вы говорите, сидеть без дела — тоска. Что с этой рельсой делать?

— Деду на квартиру доставить, — нимало не смущаясь, объявил Гончаров.

Андронов только теперь удивился:

— Рельсу-то? Деду на квартиру? — Его тоже стало разбирать любопытство. С Василием Леонтьевичем у Виктора были свои счеты, и он не упускал случая позабавиться над строгим обер-мастером.

— Одно слово, что рельса! — воскликнул Гончаров. — Обрезок метра два, кому он нужен? Лежит у восточной проходной.

— Пошли! — вдохновился Васька. — Я научу, как вынести. Только уговор, не ржать. На полном серьезе… Забирайте каски, рукавицы и пошли…

Андронов с усмешкой смотрел на суетившегося Ваську, побежавшего к соседям за каской для Гончарова. С полгода назад, когда Васька впервые появился на литейном дворе, он был бы рад вынужденному безделью и не стал бы искать утехи в бесполезном озорстве. Отпросился бы с завода на время простоя печи и взялся бы подрабатывать по домам — кому перевезти вещи, вскопать садовый участок, потрудиться носильщиком на вокзале…

Его услугами пользовался и Гончаров. В тридцатые годы был дан Гончарову заводом коттедж и участок, на котором развел он сейчас помидорную плантацию. Здесь-то Васька и трудился в поте лица в свободное от работы на заводе время. Но с некоторых пор бросил «калымить». Только один Андронов и видел перемену, происходящую с Васькой. Сторонние наблюдатели по-прежнему считали его пустым человеком. Худая слава липнет, как репей, не скоро отстанет.

К восточной проходной они, все трое, в робах и касках, пришли уже в темноте. Проинструктированные Васькой стали отмерять шагами расстояние от обрезка рельса, лежавшего под забором, до проходной, орать друг на друга и опять отмерять. Потом дружно перекантовали рельсу за ворота, услужливо распахнутые охранником. Васька, раскрасневшийся, возбужденный удачей, побежал к дороге ловить машину.

— Ну и артист! — воскликнул Гончаров. — Вот тебе и Васька.

— Выгонит нас Василий Леонтьевич с этим «подарочком»… — сказал Виктор, поддаваясь сомнениям.

— А и вправду, зачем гневить старика? — согласился Гончаров. — Давай, Витька, съездим к Деду порожняком, доложим, что вынесли, и делу конец.

Васька пригнал грузовик, разместились на скамьях в кузове и «порожняком» отправились к Деду.

Дверь квартиры открыла плотная, статная супруга Деда Мария Андреевна. Гончаров объяснил, что приехали узнать у Василия Леонтьевича, куда класть рельсу, которую по его приказу должны доставить с завода. Оказалось, Деда еще нет, но, того гляди, появится, звонил из аэропорта.

— В коридор не вместится, — оглядывая прихожую, сказал Васька. — Архитекторы не предусмотрели, понастроили клетушек.

— Может, в спальню? — хитро прищурившись, спросил Гончаров. — Спальня у них, как зала…

Мария Андреевна, не поняв шутки, вдруг ударилась в слезы.