Шесть дней

— Да что он творит, окаянный! Залу заставил соседа в лес переделать, стены деревьями разрисовать, а теперь еще и рельсу в спальню…

Андронов с любопытством заглянул в первую, парадную комнату. На стенах от пола до потолка были масляной краской изображены уральские березы с камнями у корней. Виктор знал, что это работа его отца. Андронов-старший с юности любил рисовать, в доме всегда было полно тюбиков с краской, цветастых кусков картона, на которых художник смешивал краски, холстов с пейзажами. Однажды Дед, знавший об увлечении отца рисованием, попросил разукрасить залу лесом. Свое желание он объяснил тем, что выезжать на природу часто не может за нехваткой времени, печи не отпускают. Хотя бы дома, отдыхая с газетой в руках, полюбоваться нарисованным лесом. Отец ценил и уважал Деда, своего учителя, и горячо взялся за дело. Съездил в горы, сделал несколько эскизов с натуры и показал Деду. «Валяй, Сашка, — одобрил Дед. — Малюй так, чтобы вымахали от плинтусов до карниза, за душу хватали бы своей натуральностью, чтоб, как в заправдашнем лесу, боязно было заблудиться…»

Отец рассказывал потом, что во избежание преждевременных осложнений с супругой Василий Леонтьевич ничего не сказал ей о березовой роще, лишь объяснил, что сосед хочет помочь отремонтировать квартиру. Когда Мария Андреевна увидела первую березу, выведенную отцом в углу, решила, что тот для своего удовольствия забавляется и сотрет дерево с глаз долой. Не подозревая плохого, похвалила за схожесть с натурой. Окрыленный успехом отец принялся за дело с таким усердием, что за два часа, пока она возилась в кухне с обедом, на всех четырех стенах вырос густой березняк. Хозяйка вошла в комнату пригласить соседа пообедать и тихо ахнула. Узнала, в чем дело, разгневалась и потребовала от супруга объяснений.

Василий Леонтьевич сказал в свое оправдание, что она пропадает на садовом участке, сколько ей хочется, а ему хоть в комнате среди березок душу отвести. «В квартире-то заблудиться можно…» — со слезами в голосе воскликнула Мария Андреевна. Жениных слез Василий Леонтьевич не выносил и сказал отцу, чтобы он «порубал» березы через одну, оставил бы невысокие пеньки и проложил бы дорожку. Тогда возмутился отец: «Я, Василий Леонтьевич, всю душу отдал этим березкам, а теперь рубай?.. С этюдником в лес сходил, эскизы набросал — и все коту под хвост? Не буду лес губить». Отец тогда подхватил ведерки с красками и ушел. Рассказывали, что после его ухода Василий Леонтьевич успокоил жену: «Сам порубаю, долго ли, кто умеет…» Но рука, видно, не поднималась «рубать», да и занят был тогда на ремонте печи, приходил усталый, до леса ли было? В конце концов Мария Андреевна привыкла к березам в парадной комнате. И лес на стенах так и остался, поражая гостей размахом исполнения. Особенно же нравились березы внучке, шестилетней Маринке. Детская радость, как рассказывали соседи, примирила Марию Андреевну с рощей в квартире. Да, видно, рассказы те были неправдой, лес на стенах до сих пор огорчал ее.

XIV

Васька принялся утешать Марию Андреевну, но она только качала головой и утирала слезы.

— Ладно, мать, — решительно сказал Васька, — слезами не поможешь. Приедет Василий Леонтьевич, все тебе разъяснит — и насчет березняка, и об рельсе, а мы подождем, послушаем, что он скажет. Водка у тебя есть?

— Какая водка?.. — всхлипывая, но постепенно успокаиваясь от Васькиного сочувствия, спросила Мария Андреевна.

— А что же мы — за здорово живешь?.. И время до его приезда надо скоротать.

— Да ладно, обойдемся… — смущенно сказал Андронов, предчувствуя, что события могут принять неприятный оборот. Позабавиться над Дедом расхотелось, тем более, что жил Виктор этажом выше. Сколько упреков наслушался, встречаясь с ним на лестнице, главным образом за отца, который, как Дед утверждал, сидит в Индии под пальмами и не желает возвращаться. Ему, Деду, на пенсию давно пора, а сменить, кроме Андронова-старшего, некому.

— В кухню пойдемте, — пригласила Мария Андреевна. — На себя посмотрите, все в ржавчине, как вас в зале сажать?

— В кухне сподручнее, — одобрил Васька.

Пирушка была в разгаре, когда из передней послышался легкий щелчок открываемого замка. Степан Петрович, восхвалявший Деда в длинном тосте, замер на полуслове; Андронов отъехал вместе с табуретом подальше от стола, а Васька, расхрабрившийся после речей во здравие Василия Леонтьевича и его супруги, воскликнул:

— Налить ему штрафную!

Василий Леонтьевич в пальто и кепке на лобастой голове, привлеченный голосами гостей, первым долгом подошел к порогу кухни, поставил у ног чемодан и внимательно, по очереди оглядел каждого.

— По ком поминки? — мрачно спросил он, обращаясь к жене.

— Об тебе соскучились, — сказала Мария Андреевна, кивая на гостей.

— Вынесли рельсу, — сказал Гончаров, — как было по уговору. У восточной проходной лежит…

— В спальню хотят класть, — взвилась Мария Андреевна. — Чего ты наделал своим характером!.. Сам с ней спи, а я на диване в зале устроюсь.

Дед еще раз оглядел непрошеную компанию и молча прошел к столу, как был в пальто и кепке. Васька тотчас встал, освобождая место, старательно, до краев, налил Деду «штрафную» и подал. Дед в тишине степенно выпил, закусил колбасой, сжевал яблоко и только тогда деловым тоном спросил у Гончарова: