После этих слов — короткая пауза. Затем изучающий взгляд в сторону путешественника, дабы оценить произведенный эффект. Невозмутимость и неподвижность самого всадника. Искусный поклон Сен-Малина и продолжение речи:
— Вы, сударь, может быть, осведомлены о том, что на дорогах сейчас неспокойно из-за вооруженных банд: участники Лиги и роялисты, испанцы и немцы, швейцарцы и англичане, католики и гугеноты избивают и грабят тех, кто не принадлежит к их лагерю, да и тех, кто принадлежит — тоже. А еще надобно упомянуть о бесчисленном множестве людей, которые принадлежат ко всем лагерям сразу и ни к какому в отдельности — вроде бродяг, грабителей с большой дороги, головорезов и других охотников до кошелька и веревки. Впрочем, нет, — сударь, вы, по-видимому, и не подозреваете обо всем этом, иначе бы вы не совершили такую неосторожность и не пустились в путь в одиночку, да еще приторочив к седлу баул столь внушительного и многообещающего вида.
Новая пауза, после чего — заключительная часть речи:
— Поверьте мне, сударь, самый лучший способ избежать скверной встречи — это передвигаться в самом скромном обличье… как это делаем мы. В таком виде вы не возбуждаете алчность в злонамеренных попутчиках и не подвергаете их искушению проломить вам голову, чтобы ограбить вас. А именно это и произошло бы с вами, если бы ваша счастливая звезда весьма кстати не привела нас на вашу дорогу… И вот, исключительно по доброте душевной и дабы сделать вам одолжение, мы с друзьями, если вы окажете нам честь и доверите свой кошелек, охотно согласимся скрыть его под нашими лохмотьями, так что… вы сможете закончить ваше путешествие в полной безопасности.
— И, — добавил Шалабр, вытаскивая свой пистолет с самой любезной улыбкой, — будьте уверены, сударь, — с помощью вот этого оружия мы сумеем защитить вверенный нам ваш кошелек.
— Мы, конечно, сочтем своим долгом возместить вам его содержимое… но только позднее.
— Черт побери! Черт подери! Черт возьми! — возопил Монсери, со свистом рассекая воздух шпагой. — К чему столько церемоний?!
— Сударь, — продолжал Сен-Малин, — простите великодушно нашего друга: он молод и скор на суждения, в остальном же он славный малый.
Путешественник, словно придя в ужас, выронил несколько золотых монет — три сотоварища подсчитали их взглядами, если так можно выразиться, прямо на земле, но не пошевелились, чтобы поднять.
— О, сударь, — произнес Сен-Малин, — вы меня огорчаете. Всего-то пять пистолей!.. Возможно ли, чтобы дворянин столь благородного происхождения оказался настолько неимущим?.. А может быть, вы нам не доверяете?
— Дьявольщина, — воскликнул Шалабр, со свирепым видом заряжая пистолет, — я очень щепетилен в вопросах чести, сударь!
— Клянусь чревом и потрохами! — поддержал его Монсери, вращая своей шпагой все быстрее и быстрее и высвобождая из-под плаща кинжал. — Я не позволю…
Путешественник, напуганный, по-видимому, пуще прежнего, уронил еще несколько монет — они, как и первые, остались лежать на земле.
— Ну, ну, господа, — вмешался Сен-Малин, — успокойтесь, этот дворянин не имел намерения оскорбить вас.
И повернувшись к путешественнику, он обратился к нему:
— Мои товарищи не такие уж плохие, как кажется, и сочтут себя вполне удовлетворенными, если к вашим извинениям, которые вы только что обронили, вы добавите и тот кошелек, откуда вы их извлекли… присовокупив к ним баул, неплохо, надо полагать, набитый, если судить по его внешнему виду.
На сей раз Сен-Малин подкрепил свою просьбу многозначительным похлопыванием по эфесу шпаги.
И вдруг путешественник, до тех пор безмолвный, крикнул:
— Довольно, довольно, господин де Сен-Малин!
И сбросив плащ, прибавил: