— Сударыня, — ответил Пардальян просто, — я уже имел честь сказать вам: я подожду, когда вы захотите по доброй воле передать мне этот клочок пергамента.
Фауста, ничего не отвечая, взяла документ и задумалась.
— Сударыня, — произнес в этот момент Эспиноза, — я даю вам слово: вы и ваш эскорт сможете свободно покинуть Алькасар.
— Господин великий инквизитор, — серьезно сказал Пардальян, — вы приобрели права на мою признательность, а для меня это не просто банальная формула вежливости.
— Я знаю, сударь, — сказал Эспиноза не менее серьезно. — И я тем более счастлив, что тоже хочу вас кое о чем попросить.
«Ага! — подумал Пардальян, — недаром я себя спрашивал — откуда такое великодушие! Ну что ж, черт возьми, так-то будет лучше! Мне претила сама мысль о том, что я буду чем-то обязан этой мрачной и загадочной личности, — черт меня подери, если я знаю, почему!»
Вслух же он произнес:
— Если это зависит только от меня, то ваши просьбы будут исполнены с тем же душевным расположением, какое вы сами только что проявили, откликнувшись на мои просьбы… пожалуй, — теперь я охотно это признаю, — несколько странные.
Эспиноза одобрительно кивнул:
— Прежде всего, господин шевалье, позвольте мне доказать вам, что если я и выполнил ваши просьбы, то единственно из уважения к вашей особе, а не из страха, как вы могли бы предположить.
— Сударь, — сказал Пардальян с тем оттенком уважения, который в его устах имел высокую цену, — мне никогда бы не пришла в голову мысль, что такой человек, как вы, может уступить перед какой-то угрозой.
Эспиноза еще раз одобрительно кивнул, а затем настойчиво продолжал:
— И все-таки, сударь, я непременно желаю убедить вас.
— Поступайте, как вам заблагорассудится, — вежливо сказал Пардальян.
Не двигаясь с места, Эспиноза ногой привел в действие невидимую пружину, и в тот же миг книжный шкаф отъехал в сторону и за ним открылся довольно большой зал, где безмолвно и неподвижно стояли вооруженные пистолетами и аркебузами люди, готовые выстрелить, как только последует приказ.
— Двадцать человек и офицер, — лаконично сказал Эспиноза.
«Ого! — сказал себе Пардальян, — неплохо я влип!.. И подумать только, я имел наивность поверить, будто ради меня тигр обратился в ягненка!»
И в его улыбке сквозила жалость к той самой наивности, в которой он себя упрекал.
— Этого мало, — сказал Эспиноза понимающе, — я знаю; но найдется кое-что другое, получше.
По его знаку люди отошли на левую и правую сторону зала, оставив в центре обширное свободное пространство. Офицер, пройдя по этому людскому коридору, настежь распахнул в глубине зала дверь, выходившую в широкий коридор, занятый военными.
ebooksa