Смертельные враги

— Да — в обычных обстоятельствах. Но в данном конкретном случае — нет. Его Величество оказывается совершенно беззащитным перед лицом нависшей над ним угрозы.

— Объяснитесь же, сударь, — попросил заинтригованный шевалье.

— Некто, человек честолюбивый, поклялся убить короля. Он подготовил свое злодеяние исподволь, загодя. В эту минуту он уже готов нанести удар, и мы бессильны что-либо предпринять против этого негодяя — ему удалось с поистине дьявольской ловкостью влюбить в себя всю Андалузию; поднять на него руку, попытаться хотя бы арестовать его означает вызвать волнения, грандиозные волнения. Ибо для того, чтобы поразить его и спасти короля, понадобится пронзить тысячи тел, которые встанут живой стеной между этим человеком и нами. Король вовсе не то кровожадное существо, каким вы себе его представляете, он предпочтет предать себя в руки Господа Бога и храбро встретить смерть, лишь бы не обрекать на гибель множество невиновных, сбитых с пути истинного происками этого честолюбца. Но мы, чей священный долг — хранить дни Его Величества, ищем способ остановить преступную руку, прежде чем она совершит свое злодеяние, и не дать разбушеваться народному гневу. Вот почему я спрашиваю вас — согласны ли вы помешать этому чудовищному преступлению?

— Существо дела заключается в том, — сказал Пардальян, старавшийся прочитать истину в голосе и в выражении лица великого инквизитора, — что, хотя я и не питаю симпатии к королю, речь идет о преступлении, и я не могу хладнокровно позволить ему свершиться, если от меня зависит ему помешать.

— Раз так, — живо откликнулся Эспиноза, — король спасен, а вам обеспечено большое состояние.

— Мое состояние и так достаточно велико, не заботьтесь о нем, — засмеялся шевалье, лихорадочно размышляя. — Объясните-ка лучше, как я смогу выполнить в одиночку то, чего не может сделать святая инквизиция, несмотря на свое необъятное могущество.

— Все очень просто. Предположим, случается нечто такое, что останавливает этого человека еще до того, как он совершит свое преступление, причем так, что нас никак не удастся обвинить в соучастии. Король спасен, и нам не приходится бояться никаких волнений, а это самое существенное.

— Не думаете же вы, однако, что я стану убивать его!

— Конечно, нет, — поспешно ответил Эспиноза. — Однако вы можете затеять с ним ссору и вызвать его на честную дуэль. Этот человек храбр. Но ваша шпага непобедима. Исход встречи предрешен, для вашего соперника это верная гибель. Что до всего остального, то толпа, как я предполагаю, не станет поднимать бунт из-за того, что какой-то чужестранец затеет ссору с Эль Тореро и злополучный удар шпаги убьет этого совершенно неугомонного наглеца… Это и есть тот самый частный случай, о котором я вам говорил.

«Да, я правильно угадал, — подумал Пардальян. — Несчастного принца ожидает вероломный удар, и этот служитель Бога почему-то считает, что я соглашусь исполнить его замысел».

Он поморщился, отчего усы его взъерошились:

— Так вы говорите — Эль Тореро?

— Да, — ответил Эспиноза, начиная беспокоиться. — Или у вас есть личные причины пощадить его?

— Сударь, — не отвечая на вопрос, с каменным лицом сказал Пардальян, — я мог бы вам доказать, что эта история с заговором выдумана от начала до конца… но я ограничусь тем, что замечу: вы мне предлагаете самое обычное убийство, и я не стану в нем участвовать.

— Почему? — тихо спросил Эспиноза.

— Ну, — процедил Пардальян сквозь зубы, — прежде всего потому, что убийство — это низкий, подлый поступок, и уже одно то, что мне осмелились его предложить, что меня сочли способным пойти на подобное, является для меня смертельным оскорблением, и мне следовало бы заставить вас извиниться передо мной, но я помню, что совсем недавно вы сохранили мне жизнь, не пожелав подать знака убийцам, которых вы сами везде и понаставили ради моей скромной персоны. Однако берегитесь! Терпение никогда не относилось к числу моих добродетелей, и ваши оскорбительные предложения, которые я выслушиваю вот уже битый час, освобождают меня от всяких обязательств по отношению к вам. Впрочем, вы можете не понять эти причины, так что мне, как ни странно, придется их вам объяснить. Коротко говоря, я предупреждаю вас, что дон Сезар принадлежит к числу моих друзей. Я хочу дать вам и вашему хозяину совет: не предпринимайте ничего дурного против этого молодого человека.

— Почему? — повторил свой вопрос Эспиноза так же тихо.

— Потому что я питаю к нему симпатию и не желаю, чтобы его трогали, — холодно ответил шевалье и поднялся с места.

На губах Эспинозы появилась еле заметная улыбка; он тоже поднялся.

— Я с сожалением вижу, что мы не созданы для того, чтобы понять друг друга, — сказал он.