— Да, немного, но думаю о вас и другое.
— Пока оставим «другое» в стороне. Разве не видите, малышка, что я говорю по-своему точно так же, как вы — по-своему. Это наше неотъемлемое свойство. Полагаю, некоторые из почтенных леди Холлингфорда говорят о бедняках тоном, который сами сочли бы неподобающим. Но я всякий раз сдерживаюсь, вспоминая, как закипает кровь, когда слышишь речи и видишь поведение одной из тетушек — сестер моей матушки, леди… Нет, имени ее называть не стану! Каждого, кто зарабатывает свой хлеб головой или руками, начиная со специалистов и богатых торговцев и заканчивая простыми тружениками, она зовет «человек», не удостаивая именем. А о своих слугах говорит как о собственности: «моя женщина, мои люди». Но, в конце концов, это не больше, чем манера речи. Мне не следовало разговаривать с вами таким тоном, поскольку вы совсем не похожи на многих жителей Холлингфорда.
— Почему? — удивилась Молли. — Я одна из них.
— Да, правда. Но — прошу, не осуждайте опять за невежество — большинство из них с таким подобострастием выражают почтение и восхищение, так стараются продемонстрировать наличие утонченных манер, что вызывают смех. А вы, в отличие от них, держитесь просто и естественно, поэтому я отделяю вас от остальных… А вот и чай: как раз вовремя, чтобы удержать меня от излишних откровений.
Мистер Престон появился сразу, едва закончилось чаепитие в легких сентябрьских сумерках.
— Леди Харриет, не хотите ли посмотреть на некоторые изменения в цветнике, по поводу которых я с вами консультировался, пока еще не совсем стемнело?
— Благодарю, мистер Престон. Как-нибудь в другой раз: приеду с отцом, тогда и взгляну.
Мистер Престон покраснел, однако сделал вид, что не заметил высокомерного тона и повернулся к Молли:
— А вы, мисс Гибсон, не желаете прогуляться и осмотреть сад? Ведь, вернувшись из церкви, вы еще ни разу не вышли из дома.
Молли не нравилась идея экскурсии наедине с мистером Престоном, но очень хотелось на свежий воздух, да и сад увидеть, на дом взглянуть со всех сторон было бы любопытно. К тому же, несмотря на неприязнь к управляющему, девушка ему сочувствовала.
Пока она раздумывала, медленно склоняясь к согласию, леди Харриет разрешила ситуацию в своей манере:
— Если мисс Гибсон пожелает осмотреть поместье, сопровождать ее буду я сама.
Когда управляющий ушел, в очередной раз униженный, ее светлость заметила:
— Из-за моей патологической лени вы весь день просидели в доме, однако оставаться с этим человеком наедине нельзя. Я испытываю к нему инстинктивное отвращение. Впрочем, не совсем инстинктивное: у меня имеются некоторые основания. Не хочу, чтобы вы дали ему повод надеяться на более близкие отношения. Нет, управляющий он очень толковый и отлично выполняет свою работу, так что возводить клевету не стану, но вот как человек… Запомните мои слова!
Вскоре подали экипаж, и после бесконечных последних указаний графа, которые он отложил до того момента, когда, подобно неуклюжему Меркурию, с трудом балансировал на подножке, все трое отправились обратно в Тауэрс-парк.
— Что предпочтете: заехать к нам и пообедать, после чего непременно отправим вас домой, или сразу продолжить путь? — осведомилась леди Харриет, когда карета остановилась возле парадной лестницы. Всю дорогу она, как и граф, проспала. — Говорите правду: и сейчас, и впредь, — это в любом случае забавно.
— Хотелось бы сразу отправиться к Браунингам, — ответила Молли, не желая повторения последнего и единственного вечера в Тауэрс-парке.
Лорд Камнор стоял на ступеньке, ожидая, когда будет позволено подать дочери руку и помочь выйти из кареты. Леди Харриет склонилась, чтобы поцеловать Молли в лоб, и пообещала:
— Обязательно скоро вас навещу: привезу книги мисс Эджворт и поближе познакомлюсь с Пекси и Флепси.
— Пожалуйста, не надо! — воскликнула Молли, отстранив ее светлость. — Вы не должны приезжать. Честное слово, не должны!