Том 2. Вторая книга рассказов

22
18
20
22
24
26
28
30

– А вот услышите.

Петр Павлович, опустясь на колени у стула, на котором только что сидел, сосредоточенно уткнул нос в облокоченные руки и громко сказал: «Господи, внуши имущим внешнюю власть над нами благодать, милость и разумение, чтобы их коснулся Твой свет и они не гнали верных Твоих слуг».

Братья сказали: «аминь». И по очереди все вставали на колени у своих стульев и объявляли свои просьбы. Молоденькая женщина в шляпе, с наивным и веселым лицом, краснея, пробормотала: «Господи, продли командировку моего мужа!» Леля строго посмотрела на улыбавшегося студента и зашептала Екатерине Петровне:

– Не вводитесь в соблазн: эта женщина на верном пути, ее муж еще внешний, непросвещенный человек; она – слаба и запутала свои сердечные дела; если муж вернется раньше, чем она приведет все в порядок, могут случиться большие несчастья. Аминь, – вдруг заключила она, сделав сосредоточенное лицо, в ответ на пропущенную молитву Адвентова.

Очередь была за Соней; опустившись у своего табурета и смотря на цветы, поставленные на пианино, она громко проговорила: «Боже, дай мир и любовь всему миру, дай мир и любовь братьям и тем, кого я люблю, и тем, кто ходит во тьме; дай, чтобы зло, посеянное сегодня, заглохло завтра; пошли покой брату моему Иосифу и Виктору».

Екатерина Петровна тревожно огляделась, но Соня спокойно поднялась и слушала Лелю, которая, вся красная, заикаясь, лепетала, чтобы ее полюбил тот, кого она любит.

– Что же мне говорить? – спрашивала, краснея, Екатерина Петровна у Беззакатного.

– Что вам хочется: чтобы муж купил вам новую шляпу.

– Вы все шутите!

– Как вы трусливы! Ну, что-нибудь общее – что знаете.

Екатерина Петровна опустилась от волнения даже спиной к стулу и, опустив руки, начала: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей», – и так до конца. Англичанин тихонько спрашивал у приспешной девицы, почему у этой дамы такие длинные желанья; та объясняла. Вся красная, отирая пот, поднялась Пардова, не слыша, как бойко отрапортовал Беззакатный свое желанье, чтобы Михаилу Александровичу Адвентову скорее прислали денег. Опять пели. Екатерина Петровна все не могла прийти в себя. Уже другой проповедник, на этот раз по-русски, говорил:

– Вы можете говорить: «Нет Бога», – а Он есть. Вы сидите в комнате и говорит: «Дождь нет», а дождь сам вдет. Никто не понимает минута. Вот дверь открыт, я ее закрываю – и онзакрыт. Господь стукает в ваш квартир, и вы Его принимаете. Всякий сердце есть готовый квартир: надо его мести и долой брать пыль. Итак, несите Господа в ваш квартир и ждите часы.

Он поклонился, и опять запели. Расходились. Часть гостей была приглашена пить чай; тетя Нелли говорила уезжавшему Иосифу:

– Нельзя же, братец, она бы еще всю псалтырь прочитала! Это хорошо, конечно; это – святая книга, но нельзя же, как говорится, до бесчувствия! Все-таки поповская кровь заговорила; ты уйми свою жену.

Иосиф целовал ручку, кланяясь и слыша, как Соня, таща за рукав Адвентова, говорила:

– Ее нельзя упускать из виду: вы видите, в каком она состоянии.

Тетя Нелли на всю переднюю сказала:

– А наша мать Софья о всех сохнет! – и спешно пошла на пригласительные знаки в столовую.

III

– Что это? Ах, контракт; хорошо… – говорила Екатерина Петровна, оборачиваясь к вошедшей горничной и рассматривая бумагу, продолжала к сидевшему поодаль мужу: – Я сказала, чтобы квартиру записали на мое имя; ведь это все равно, а тебе меньше хлопот, да и потом, в этих делах, может быть, я распорядительнее тебя: тут нужно держать ухо востро.

– Конечно, конечно, – отозвался тот. Горничная вступилась: