– Кто его думает обижать? До свиданья.
Соня расцеловалась с сидевшей Екатериной Петровной и стоявшим около Жозефом.
– Зажги свет! – прошептала Катя, когда муж, наклонившись, стал быстро и легко целовать ее лицо и шею.
– Зачем? Так хорошо! – шепотом же говорил тот, не переставая целовать.
– Милый, зажги. Не сегодня, не сейчас! – и она сама прижалась к нему.
– Но, Катя, вчера – «не сегодня», сегодня – «не сегодня», завтра – «не сегодня», когда же?
– Не сердись, Жозеф; ты знаешь, как я люблю тебя, но прошу тебя, не сегодня. Я скажу, когда. Не по-хорошему ты меня любишь.
– Я люблю, как умею. Меня это огорчает и удивляет.
– Все отлично, милый, все будет хорошо. Ты веришь мне?
– Верю.
– Значит, все прекрасно.
Жозеф в темноте вздохнул. Катя прижалась к нему, стоявшему на коленях, и, медленно поцеловав, встала, сама повернула кнопку и поправила платье и волосы.
– А что, Катя, твои опасенья?
– Насчет чего?
– Ну, насчет ребенка.
– Я была вчера у доктора; говорит: нервное, ложная тревога.
– Да? Жалко.
– Конечно, жалко, но что же делать? Я не виновата.
– Я тебя и не виню.
После обеда Екатерина Петровна в скромном темном платье поехала, сопровождаемая Иосифом, под туманом и мелким дождем. В длинном зале уже было человек пятнадцать незнакомых и мало знакомых лиц; впрочем, Иосиф здоровался направо и налево, подвигаясь к хозяину и выделяясь большою, плотною фигурой. Подойдя к небольшому изможденному человеку, с большим черепом и серым лицом, он сказал: