– Не верите?! – крикнул Петр. – Айда за мной!
«Айда» по-половецки «идем».
Бесстрашно протолкнулся через стражников, на лестнице обернулся, позвал еще раз:
– Айда!
Вся толпа двинулась за ним.
В верхних сенях гридень взял со стены факел. Перешагнул через мертвого кощея, вошел в спальню.
И застыл.
Перед скамьей, где убили князя, чернела лужа. А самого князя не было.
Сзади напирали половцы, вертели головами, не могли взять в толк. Того и гляди опомнятся, кинутся руки вязать.
Петр разглядел в дальнем углу малую дверку. К ней вел мокрый след.
Очнувшись, Андрей не понял, где он и что с ним. Было темно, только по полу от двери тянулась полоса тусклого света. Дурной сон, что ли?
Но в следующий миг тело в десяти или двадцати местах обожгло болью, и князь всё вспомнил.
Приподнялся на локти, потом на четвереньки, пополз. Скрипел зубами, цепко держал ими жизнь. Ее оставалось мало, но воля была сильнее черноты, которая манила упасть лицом в пол.
За потайной дверью, опираясь о стену, поднялся на ноги. Ход вел вниз, в подклеть, а оттуда во двор.
Не гнулось прорубленное колено, одна рука висела плетью, по лицу струилась кровь, но Андрей запихнул назад в глазницу выбитое око, зажал брюхо, из которого что-то вываливалось, кое-как заковылял по ступеням. Только бы выбраться во двор, только бы выбраться. Там челядь, стража.
Князь был уже возле самой подклети, когда наверху загремело.
Спрятался за лестничный столб, вжался в стену.
Петр Малый глядел только вниз, на ступени. Проследовал мимо. Сзади, отстав на один пролет, спускались стражники. Увидь они раненого государя, и всё обернулось бы по-другому. Но князь не знал, что это его половцы, и лишь шевелил губами, беззвучно шептал молитву во спасение, а Петр остановился – красных капель на ступеньках не было.
Оборотился. Узрел съежившегося Андрея, тянувшего ко лбу двоеперстно сложенную руку.
Взметнулась секира, отсеченная рука отлетела в сторону, а следующий удар проломил высокоумный государев череп по-над левою бровью.