Французская мелодия

22
18
20
22
24
26
28
30

«Почему? С какой стати? Кто будет отвечать за столь страшную, необъяснимую по всем понятиям потерю»?

Весь дальнейший путь Илья думал о том, какой будет его месть.

«Страшной и жестокой? А может быть, хитрой и умной? Интересно, как бы поступил отец? Наверное, придумал бы нечто такое, что дало бы возможность отомстить и за себя, и за Соколова».

Минуя границы посёлка, процессия повернула в сторону кладбища.

Старый, с завалившимися на бок крестами погост не выглядел угрюмым, как городской. И в первую очередь оттого, что не было на нём ни огромных сверкающих блеском обелисков, ни чугунных с замысловатым рисунком оград, не сидели у ворот торгующие цветочками бабушки, не шныряли вдоль могил бомжи в надежде найти оставленную накануне родственниками водку. Зато росла черемуха. И не одна. Огромные кусты высотой в несколько метров можно было увидеть издали, отчего кладбище обретало вид черемуховой рощи. Впечатление было такое, будто кто-то когда-то специально насадил среди могил деревья, чтобы хоть как-то украсить усыпальницы ушедших в мир иной людей. Хотя могло быть и по — иному. Взяли люди и похоронили первого умершего в посёлке человека на самом красивом за околицей месте.

Могила деда с бабушкой находилась под самой высокой черёмухой, до ветвей которой невозможно было дотянуться.

Илья, представив, как та будет цвести весной и какой будет стоять вокруг запах, закрыл глаза.

Открыв, увидел в земле дыру.

«Новое пристанище отца. Два с половиной метра вниз, и вот оно царство пустоты и холода».

Душа, обливаясь горем, заплакала, заставляя слёзы падать на лацканы пиджака.

И вновь грянул оркестр. Толпа шелохнулась. Люди сняли головные уборы. Начался митинг.

Выходившие вперёд, сменяя друг друга, говорили слова, много слов. Остальные, опустив головы, слушали.

Илья же думал: «Господи! Скорее бы всё закончилось. Мать может не выдержать».

Люди же продолжали выходить и говорили, говорили. Казалось, не будет конца.

Кто-то предложил присесть на стульчик рядом с матерью, но Богданов отказался.

Женщина в куртке, из-под которой торчали полы белого халата, попыталась смоченной нашатырём ваткой дотянуться до его виска.

Илья отстранил руку, давая понять, что с ним всё в порядке.

Прозвучало: «Пора, товарищи». И Богданов испугался так, словно хоронили не отца, а его самого.

«Ещё минута, и руки, подхватив его, начнут опускать в чёрную отдающую мраком яму», — настойчиво била в мозгу мысль.

Тем временем всё вокруг ожило, зашевелилось. Кто-то, взяв под руки мать, отвёл в сторону.