Французская мелодия

Внутри стеллажа заскрежетало, и выстроенная от пола до потолка махина начала плавно отходить в сторону.

Образовавшийся проём позволил Илье встать между стенкой и стеллажом.

Оставалось сделать шаг в напоминающее коридор пространство, как, вдруг вспомнив, что первой должна прикоснуться к реликвиям Элизабет, Илья сделал шаг в сторону.

— Прошу, мадам!

Глава 20

«Николай Чудотворец»

Первыми из тайника были вынесены упакованные в тубусы картины.

После чего последовал среднего размера сундук, который под восторженные возгласы присутствующих Богданов с Рученковым водрузили на стол. Кованое с металлическими застёжками чудовище напоминало проспавшего столетия монстра, при этом сумевшего не утратить ни величия, ни способностей приковывать внимание людей.

Крышка у сундука оказалась запертой, что не только не удивило, а даже наоборот, добавило ещё больше таинственности.

Затаив дыхание, все, кто находился в кабинете, с интересом наблюдали, как Богданов пытался отыскать секрет запорного устройства, удерживающего крышку в закрытом положении, притом, что ни замка, ни замочной скважины в центральной части сундука не наблюдалось.

Повозившись, Илья вынужден был оставить сундук в покое. Необходимость повторного проникновения в тайник накалила обстановку до предела. Вздохи чрезмерного напряжения перекликались с выдохами уставшего ожидания.

Единственная, кто оставалась безучастной, была Вера Ивановна. Оттого, с какой озабоченностью та следила за действиями Элизабет, можно было подумать, что француженка волнует её больше, чем содержимое тайника.

Элизабет же вместо того, чтобы выражать эмоции, выглядела сдержанной.

Особенно непонятное поведение хозяйки положения проявилось, когда Богданов вынул из тайника пасхальное яйцо «Курица, вынимающая сапфировое яйцо из корзины». Спустя минуту он же представил на всеобщее обозрение ещё один шедевр «Херувим, тащивший колесницу с яйцом». Затем наступила очередь «Бриллиантовой сетки». Все три произведения были изготовлены руками знаменитого Фаберже, о чём свидетельствовало фирменное клеймо, украшающее нижнюю часть усыпальниц каждого из яиц.

Как только то или иное творение появлялось на свет, вздох торжества, возносясь, заставлял людей с замиранием сердец тянуть руки к святыне, дабы хоть на миг прикоснуться к вечно живущему творению рук человеческих, одухотворённых самим Господом.

И только Элизабет продолжала воспринимать содержимое тайника с видом прощания с чем-то невероятно близким, в то же время непредсказуемо далёким.

И это в то время, когда кроме работ Фаберже в тайнике нашлось место целому ряду украшений из золота и платины. Кольца, ожерелья, серьги, часы, портсигары, изготовленные в стиле 17–18 веков представляли собой ценность, соизмерить которую могли только специалисты.

Каждая вещь хранилась в специально изготовленном футляре, на крышке которого красовался расшитый золотом герб рода Соколовых.

Единственное, что никак не было защищено и даже не упаковано, была икона «Николая чудотворца», когда как две другие «Иоанна крестителя» и «Господа Вседержителя» хранились в деревянных футлярах.

То, что все три образа являлись работами иконописцев шестнадцатого, а то и пятнадцатого веков, не вызывало сомнений. Тончайшей работы оклады, необычность красок и, конечно же, стиль писания, присущий художникам прошлых столетий, говорили сами за себя. Запечатлённые лики святых, прожив не один век в тишине и покое, готовы были предстать в том же обличии, в котором изобразил их иконописец. Излучавшие доброту глаза спустя века не потеряли способности призывать человека к внутреннему согласию со всем тем, что даровал Господь.