Не желая сдерживать себя от комментариев, Алексей Дмитриевич, глядя поочерёдно то на одну, то на другую икону, произнёс: — Признаться честно, прожив шестьдесят с лишним лет, я не видел ничего подобного. Вглядитесь, дошедшее до нас таинство писания сумело сохранить в себе не только талант художника, но и внушение Богопокояния. Непонятно только, почему к «Николаю Чудотворцу» отнеслись не столь благородно, как к другим иконам.
Когда Илья вынул футляр с украшенным бриллиантами портретом Петра Великого, Элизабет не смогла устоять перед соблазном взять в руки вещь. Отойдя в сторону, в течение нескольких минут изучала портрет с таким видом, словно не видела тысячу лет. То был единственный момент, когда в глазах француженки можно было прочесть воодушевление от признания величия достояния. По всей видимости, когда — то этот портрет был вручён прапрадеду самим Петром первым, что, конечно же, не могло не вызывать восторга и уважения.
Из картин первой обрела свободу работа Лукаса Кранах- старшего «Христос и блудница», о чём свидетельствовала подпись художника и дата в нижней части полотна — 1534 год.
Возглас облегчения и воодушевления одновременно стал предвестником накрывшей кабинет тишины, когда Богданов, войдя внутрь тайника, вышел и, разведя в стороны руки, произнёс: — Всё!
— Всё, да не всё, — провёл рукой по крышке сундука Рученков.
Пять минут поисков механизма, содержащего секрет замка, как и в первый раз, не дали результата. Сундук оставался запертым, без намёка на выдачу хранившихся в нём тайн.
Руча, вздохнув, отошёл к окну.
Ростовцев, вернувшись за письменный стол, закурил.
Илья, присев на край стула, глянул на безмолвный, отдающий холодом металл так, будто умолял дать ответ на вопрос: — Как же тебя открыть?
Ольга, взяв Элизабет под руку, голосом, не желающим нарушить обет молчания, произнесла: «Чего квёлая? Случилось что?»
— Случилось!
Одно слово, но сколько смысла?! Будто луч света, проникнув в замкнутое пространство, давал понять, что жизнь не заканчивается, надо проявить терпение, и сказка начнёт обретать жизнь.
Обратив взоры в сторону Элизабет, все замерли в ожидании объяснений.
И те последовали. Вот только озвучила их не Лемье и не Ольга.
С присущей ей рассудительностью Вера Ивановна, поднявшись с дивана, приблизилась к француженке. Обняв ту за плечи, как мать, успокаивающая дитя, произнесла: — Не волнуйтесь, голубушка, оно здесь.
— Здесь?
Элизабет будто разбудили. Потухшая некогда в глазах надежда вспыхнула с прежней силой.
— В этой комнате?
— Да.
От улыбки Веры Ивановны исходило такое тепло, что все, кто мог видеть её глаза, ощутили чудотворное действие чар любви и добра.
ebooksa