Время вышло

Когда Зеленый Человек устроил побег, он неохотно простился с этой частью своей жизни. Его мать была неуравновешенной и эмоционально неустойчивой женщиной, она не умела ни хранить секреты, ни следовать определенным правилам, даже если от этого зависела жизнь ее сына. Если бы она знала, что он жив, то не смогла бы держать это в себе и дать ему возможность спокойно уйти. Она поставила бы под угрозу его новую жизнь.

К счастью, у нее имелось еще двое детей и растущий выводок внуков, живущих поблизости. Зеленый Человек упомянул ее в своем завещании и с огромной неохотой дал ей поверить в то, что он мертв. Двадцать лет она прожила, скорбя о потере сына, и не проходило недели, чтобы он не думал о ней и не испытывал чувство вины от того, что заставил ее страдать. Он знал, что у него нет выбора, но, проезжая мимо местных викторианских гостиниц, он ненавидел себя за эту ложь и за боль, причиненную им женщине, которая дала ему жизнь.

Он обогнул озеро и увидел в отдалении знаменитый маяк. В юности он провел много дней на пятикилометровой полосе городских пляжей, нарушая все правила, как бунтующий подросток, а когда повзрослел, охранял их, став пляжным спасателем. Он научился серфингу и подводному плаванию с аквалангом и купил морской каяк, с которого ловил рыбу, отплывая от берега на небезопасное расстояние. Он вспомнил сверкающие рассветы, когда в полутора километрах от берега наблюдал, как восходит солнце, гоняя по волнам на серфе вслед за стаями разноцветных рыб.

Зеленый Человек проехал мимо болот и свернул к северу, на узкие боковые улицы. Нужная ему часть Кейп-Мей находилась в километре от фешенебельных гостиниц, принимающих на выходные богатых туристов, но это был совершенно другой мир. Он миновал начальную школу, в которой учился, и, когда дома вокруг стали меньше и уже теснее прижимались друг к другу, Зеленый Человек сбросил скорость и попытался сдержать воспоминания, не многие из которых были приятными. Когда он учился в пятом классе, его отец – особенно близкий для него человек – умер от обширного инсульта, сидя в плетеном кресле на заднем крыльце. На следующее утро он нашел отца там без признаков жизни и тщетно пытался разбудить.

Он никогда не был так близок с матерью и двумя другими детьми, оставшимися в Нью-Джерси. Повзрослев, он единственный выбрался из этого города и с тех пор, где бы ни находился – в Нью-Хейвене, Бостоне или Сан-Франциско, – никогда не вспоминал свое прошлое. Сейчас Зеленый Человек сворачивал на улицу, где когда-то вырос, проклиная агента ФБР, который заставил его вернуться в этот унылый квартал, совсем не изменившийся за двадцать лет. Мысли о будущем также вызывали у него мучительное чувство вины – он с ужасом думал о том, что, если Шэрон, Гас и Ким через несколько недель совершат аналогичный побег, они будут страдать, как и он, когда оставил семью и лучших друзей навсегда. Разрыв с прошлым будет буквальным – даже если он пройдет успешно, жизнь разлетится на куски.

* * *

Том нашел Топсейл-стрит и припарковался перед белым дощатым домом. Этот квартал состоял из скромных двухэтажных построек с аккуратными дворами, многие из которых украшали маленькие садовые участки. Чуть дальше по улице двое мальчишек гоняли футбольный мяч, хохоча, когда тот отскакивал от припаркованной машины. Том немного понаблюдал за ними, представляя, как мальчик Пол Сайерс проходит мимо этих цветочных клумб по дороге в школу, как сидит в спальне этого обветшалого дома, изучая школьный курс химии на своем долгом пути к спасению человечества. Это был точно такой же дом, как и те, в которых Том жил примерно в шести различных штатах, и когда он подходил по дорожке к решетчатой двери, то не мог избавиться от ощущения, что охотится сам на себя. В его памяти звенели слова Гранта о том, что он отстранен от расследования по Зеленому Человеку и больше не входит в состав оперативной группы. Теперь Том не имел реальных полномочий делать то, что он делал сейчас, и ему следовало быть очень осторожным. Если он испугает женщину настолько, что она позвонит в ФБР, ему объявят выговор или уволят, а может быть, и того хуже. В то же время он был почти уверен, что Зеленый Человек вырос именно в этом доме, и Том так давно шел по его следу, что должен был увидеть все собственными глазами. Он заставил себя успокоиться и нажал кнопку звонка.

Том звонил Уилле Сайерс еще с дороги, она ждала его и потому подошла к двери быстро. Это была худощавая и даже болезненная на вид седоволосая женщина семидесяти с лишним лет, нервно, по-птичьи, дергающая головой из стороны в сторону.

– Входите. Я звонила своей дочери, Робин, так как она хорошо разбирается в подобных вещах и могла бы помочь с ответами на ваши вопросы, но сегодня утром ей нужно работать. Она сказала, что вы можете позвонить ей, если понадобится.

Дом с низкими потолками смотрелся мрачновато и отчаянно нуждался в ремонте и новой мебели. Комплект из дивана и двух кресел выглядел так, будто был куплен лет тридцать назад, а свернувшаяся на скамеечке для ног большая полосатая кошка таращилась на Тома с подозрением.

– Извините, а в каком вопросе ваша дочь хотела мне помочь? – спросил он, устраиваясь на краю кресла.

– Это ведь насчет налогов?

– Нет, – с улыбкой сказал Том. – Прошу прощения за недоразумение, но вы можете расслабиться, я не из налоговой службы и не имею никакого отношения к налогам. Я и сам страшно не люблю их платить.

Миссис Сайерс сидела напротив, и он заметил, что она вздохнула с заметным облегчением. Пожилая женщина не умела скрывать свои чувства, и ее мысли немедленно отражались в ее мимике и нервных жестах.

– Что ж, это радует. Но почему вы здесь?

– Я из ФБР, но, пожалуйста, не волнуйтесь. Ни у вас, ни у ваших знакомых нет никаких неприятностей. Я просто расследую несколько старых дел, и одно из них немного касается вас. Если вы сможете ответить мне на несколько вопросов, я буду очень признателен.

– Так это «глухие» дела? – спросила она. – Кажется, я слышала этот термин по телевизору.

– Да, мэм. Именно так. Совершенно «глухие» дела. Собственно, одно из них, по поводу которого мне нужно вас расспросить, имеет почти двадцатилетнюю давность.

Уилла Сайерс подсчитала, облизала губы языком и слегка наклонилась вперед.

– Так вы здесь, чтобы спросить меня о Поле?

– Да, мэм. Я хотел задать вам несколько вопросов о Поле Уильяме Сайерсе. Как я понимаю, он никогда особо не любил имя Уильям, – с улыбкой добавил он.