Чтобы изложить Тавру факты Петронию не потребовалось много времени, учитывая, что большую часть собственных соображений о личности убитого, возможных подозреваемых, а также весь сегодняшний разговор с Волтинием он предпочел опустить.
– Все это – нежелательно. Я бы предпочел, чтобы убийцей был гладиатор, – префект поднял руку, не позволяя собеседнику возразить. – Я не говорю, что сомневаюсь в твоих выводах. Я говорю, что было бы лучше, если бы это дело было таким простым, как мне казалось сначала.
– Так ты позволишь мне встретиться с Аяксом? – уточнил Петроний.
– Ты можешь с ним поговорить, – разрешил Тавр. – Я распоряжусь, чтобы Анфидий проводил тебя в эргастул и присутствовал при допросе.
– Как скажешь, – не стал спорить всадник.
*****
Эргастул префекта, конечно, не имел печальной славы Мамертинской тюрьмы. Здесь не совершали тайных политических убийств. В нем не исчезали на долгие годы враги Рима, чтобы в последний раз увидеть солнце перед собственной казнью в день триумфа своего победителя. И даже знаменитые уголовные преступники, подобные Марку Атинию69, чьи преступления ужасали римлян еще долгие годы после того, как сам отравитель понес наказание, не успели пока поделиться с тюрьмой Тавра частичкой своей мрачной славы. Вольноотпущенники, беглые рабы и мелкие лавочники редко задерживались здесь не более чем на несколько дней и не часто получали наказание более суровое, чем публичная порка.
Тем не менее, обустраивая тюрьму префект безусловно смотрел в будущее. Уже одними своими размерами, она значительно превосходила обычные домашние эргастулы. Тюрьма занимала часть подвала, состояла из двух этажей и насчитывала по меньшей мере, дюжину отдельных камер.
Первый этаж находился чуть ниже уровня земли. Сидевшие здесь мелкие правонарушители могли наслаждаться солнечным светом, проникавшим через проделанные под потолком и забранные решетками небольшие окна. Время от времени кто-нибудь из заключенных, подтягивался вверх и приникал лицом к решетке, чтобы вдохнуть свежего воздуха, выклянчить у проходящих какую-нибудь мелкую подачку, либо просто обменяться одной-двумя репликами с домочадцами или посетителями.
Обитатели нижнего этажа всех этих привилегий были лишены. Свежий воздух никогда не проникал в их камеры, а единственным источником освещения служили развешанные в коридоре светильники. Их свет скупо просачивался в камеры через крохотные окошки в дверях, предназначенные для наблюдения за заключенными.
Тит Статилий Тавр недаром слыл суровым префектом. Из восьми камер нижнего этажа одновременно редко пустовали больше одной или двух. Камера, которую единолично занимал Аякс, располагалась в самом дальнем конце коридора и представляла собой почти идеальный квадрат, со стороной примерно в десять футов.
Гладиатор с равнодушным видом лежал в дальнем углу на охапке довольно свежей соломы. Его голова бугрилась огромной шишкой, небрежно промытые волосы справа слиплись от засохшей крови. Руки и ноги Аякса были скованы между собой кандалами. Его пояс охватывало железное кольцо, от которого отходила толстая цепь, второй конец которой крепился к крюку, вбитому в стену. Длина цепи позволяла заключенному дотянуться до двери, но не давала возможности сделать хотя бы один шаг в коридор.
Пока надзиратель, похожий на обезьяну непропорционально длинными руками, вывернутым наизнанку носом и мощными надбровными дугами, ругаясь, гремел ключами, Аякс даже не пошевелился. Когда в распахнутую дверь ворвался свет факела, который тюремщик принес с собой, гладиатор недовольно зажмурился и попытался, насколько это позволяли кандалы, заслонить глаза рукой.
– Встать, – рявкнул надзиратель, но гладиатор его словно бы не услышал.
Надсмотрщик бесцеремонно отодвинул Петрония и шагнул в камеру, вскидывая короткую узловатую дубинку. Не меняя скучного выражения лица, Аякс резко рванулся в его сторону. От неожиданности тюремщик отшатнулся, запутался в собственных ногах, чтобы удержать равновесие сделал пару шагов назад и налетел на входящего в камеру Петрония.
– Оставь! – Петроний, схватил надсмотрщика за рукав, однако ни этот жест, ни окрик, не произвели впечатления. Тюремщик дернулся с такой свирепостью, что всадник едва устоял на ногах.
– Стоять! – рявкнул Анфидий.
На этот раз надзиратель услышал и не решился игнорировать прямой приказ. Он отступил в угол, оскалил зубы и злобно пролаял:
– Ты допрыгаешься.
Аякс не удостоил тюремщика ответом. Он поворочался, устраиваясь с максимально возможным в его положении удобством, и уставился на вошедших равнодушным взглядом.
ebooksa