Некоторое время после этого они шли молча. Видимо, Иосифу требовалось обдумать услышанное. Нельзя сказать, что всадник часто донимал его рассказами о своем прошлом. Впрочем, и сам управляющий редко делился воспоминаниями.
Иосиф заговорил снова, лишь когда они миновали Санковы врата, возле которых Фунданская улица вплотную подходила к старой стене.
– Аякс мог бы стать сговорчивее, если бы понял, что мы знаем настоящее имя Меланхета, – произнес иудей.
– Не хотелось прибегать к этому аргументу в присутствии людей префекта, – отозвался Петроний. – Пришлось бы обсуждать роль Сирпика, а я хочу уберечь Тавра от таких подробностей. Он узнает рано или поздно, но зачем лишний раз беспокоить занятого человека? К тому же могло получиться так, что этот аргумент пропал бы даром. Похоже, Аякс еще не отказался от своих планов.
– Думаешь он рассчитывает на сообщника, господин? – уточнил иудей.
– Почти уверен. И я даже догадываюсь, кто бы это мог быть.
– Ты имеешь в виду блудницу, – утвердительно сказал Иосиф.
– Куртизанку, – терпеливо поправил Петроний. – В Риме их называют куртизанками. Или на греческий манер гетерами. Тебе все-таки стоит проявлять больше гибкости, перенимая местные обычаи.
После этого всадник и его вольноотпущенник продолжили путь в молчании, чему в немалой степени способствовала и погода. Жара распоясалась, как легионер в захваченном приступом городе. Даже крикливая Субура притихла, отдавшись на милость всепобеждающего солнца.
Внезапно, возмущенные вопли разорвали в клочья вязкую тишину. Навстречу всаднику, не разбирая дороги, мчался щуплый оборванец, прижимающий к груди какой-то сверток. Петроний поспешно отскочил к стене. Идущий на полшага позади, Иосиф повторил маневр патрона. При этом, иудей будто бы замешкался на миг и когда бегущий приблизился вытянул перед ним правую ногу. Вовремя заметивший преграду воришка попытался ее на ходу перепрыгнуть, но барьер внезапно подрос, и несчастный плашмя обрушился на мостовую. Сверток вылетел у него из рук и, упав на землю, раскатился во все стороны черными маслинами, несколькими кусками сыра, здоровенным кругом хлеба и крупной головкой чеснока.
Пострадавший попытался немедленно вскочить, но успел встать лишь на четвереньки. Мимо Петрония и Иосифа пронеслись два крепких мужика покрытые густым сельским загаром. С криками: "ворюга", "ублюдок", "городская свинья" они набросились на несчастного, на месте верша скорое правосудие.
Не пытаясь более убежать, воришка свернулся на мостовой в клубок, прикрыв руками голову и голося что-то жалобное. Несколько случайных прохожие, немедленно образовали круг, давя уцелевшую снедь и поддерживая селян одобрительными выкриками. Иосиф бросил взгляд на эту сцену, скептически поджал губы, наблюдая искренние, но не очень умелые пинки и оплеухи, которые доставались неудачливому вору, но вмешиваться не стал.
– И чего ради? Ведь побьют беднягу, а еду все равно затопчут. – Петроний не всегда одобрял излишнюю принципиальность своего управляющего.
– Сказано: не воруй – не побьют.
– Ладно. Крестьяне лишились хлеба, но, зато вся улица получила зрелище, – вздохнул Петроний. – На этом держится Рим.
*****
– А где…
– Не беспокойся, господин, оставили там, у стены. Не потеряется.
Публий Сульпиций Корвин сидел, навалившись на подлокотник кресла, и сверлил глазами человека, который стоял перед ним, заложив руки за спину. Тот был чуть выше среднего роста, с резкими крупными чертами лица, носом, кривившимся влево и глазами цвета застоявшейся тины. Короткие волосы торчали во все стороны неряшливыми клочьями. Щеки покрывала жидкая неопрятная щетина. Толстое левое запястье украшал тяжелый медный браслет, пальцы щетинились массивными перстнями. Туника, со слегка надорванным рукавом, которая прежде щеголяла ярким изумрудным цветом, выцвела, полиняла и теперь вполне гармонировала с цветом глаз.
Человека звали Марциан и, прежде, Корвин уже несколько раз нанимал его для решения деликатных проблем.
ebooksa