Констанция отвернулась от окна. С опозданием стоявшие на якоре корабли начали спускать шлюпки, вытаскивая наверх тех немногих уцелевших, кто сумел выбраться из зоны досягаемости стрел. Ее подруги среди них не было.
- “Что ты здесь делаешь?”
Вошел Джерард. Долгие часы беспощадной борьбы сломили его обычную уверенность в себе. Он выглядел невыразимо измученным, кровь текла из его щеки, где мушкетная пуля прошла в дюйме от его жизни. Констанция с криком подбежала к нему и обняла.
- “Я же сказал тебе идти на корабли, - упрекнул он ее. А потом: - "Слава Богу, что ты этого не сделала.”
“Я не могла бросить Тео. Он всегда заставлял меня обещать, что я никогда не покину его. Даже после всего, что случилось ... - Она потрогала кулон, который носила на шее, жемчужину в золотой оправе, принадлежавшую ее матери. - “Если мы умрем, то только вместе.”
- Боюсь, что ты ошибаешься. - Джерард взял подзорную трубу и принялся изучать реку. Он указал на ближайший из больших кораблей, "Додальди", где выживших поднимали на борт. - “А вот и твой брат.”
Констанция выхватила у него подзорную трубу. Это была чистая правда. Тео стоял на палубе и разговаривал с другим матросом. Безошибочно можно было определить его рыжие волосы.
Она отвела взгляд, дрожа всем телом.
“Твоя преданность была неуместна, - сухо заметил Джерард. - “Ты не бросилА бы своего брата, но, похоже, у него не было таких угрызений совести.”
Она посмотрела еще раз. Она ничего не могла с собой поделать. Моряк отошел в сторону. Тео повернулся к Форт-Уильяму и Констанс - его лицо было близко сквозь стекло, на нем застыло отчаяние. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга с расстояния, которое внезапно стало непреодолимым.
Затем он скрылся за гамаками, заткнутыми в сетку корабля. Констанс вернула подзорную трубу Джерарду.
- “Значит, теперь это так, - сказала она холодным, как камень, голосом. Даже невооруженным глазом она видела, как матросы взбегают по снастям, чтобы развернуть паруса. Другие прилаживали спицы к якорному стержню, готовя корабль к отплытию. - “Я никогда не думала, что он сбежит.”
- “Он составляет им достойную компанию” - сказал Джерард, обводя корабль взглядом в подзорную трубу. - “Я вижу на борту этого корабля доблестных полковников Мэннингема и Франкленда. Губернатор Дрейк тоже сбежал.”
- “Что же нам теперь делать?- спросила Констанция.
- “Мы не можем уйти, даже если бы захотели. - На всем протяжении реки Ост-индский флот следовал примеру "Додальди" и поднимал паруса. - Отсюда нет выхода. Нам придется сражаться и надеяться, что Провидение спасет нас.”
Здание содрогнулось, когда в него ударило пушечное ядро. Констанция вытянула руки, чтобы опереться о подоконник. - “Я больше ничему не верю.”
•••
Бой продолжался всю ночь. Французские артиллеристы наваба приблизили свои орудия, сделав амбразуры в церкви и особняках, откуда они могли целиться по зданиям внутри форта с убийственной точностью. Заснуть было невозможно. Констанция дрейфовала между губернаторским особняком и плацем, лишь смутно осознавая ход сражения. Люди с лестницами пытались проникнуть на стены тайком. Голландский сержант взбунтовался и дезертировал вместе со своей бандой наемников. Яростная атака была предпринята на речные ворота, но была отбита. Констанция наблюдала за всем этим с безразличием зрителя. Все, что ей оставалось, - это ждать своей участи.
На следующее утро командиры крепости собрались на последний военный совет в разрушенном зале Совета. Крыша была сорвана, так что она лежала открытой небу; длинный стол красного дерева был усыпан обломками, а золоченое зеркало на стене треснуло на тысячу осколков. Тяжелые тучи давили на землю, грохоча от невыносимого жара, который никак не желал рассеиваться.
После ухода руководства Компании старшинство перешло к человеку по имени Джон Холуэлл, главному судье. Это был серьезный человек, ветеран Индии, чье морщинистое лицо и седые волосы опровергали тот факт, что ему было всего сорок пять. Более чем один человек за столом не мог не задуматься о том, как бы прошла битва, если бы он был командующим с самого начала. Но теперь было уже слишком поздно. Он сидел в мягком кресле во главе стола, а Джерард и другие выжившие торговцы сидели по обе стороны от него.