3 июня 1940 года Италия ввязалась в войну не в то время, не на той стороне, с неподходящим снаряжением и неподготовленной армией. Ее лучшие войска были утомлены испанской и эфиопской кампаниями, а боевой дух солдат — исключительно крепкий в Первую мировую — был на нуле. Что еще хуже, Бенито Муссолини попал под воздействие чар броской, впечатляющей своим видом военной техники — быстрых, маневренных танков, самолетов и военных кораблей. Все они имели легкую броню и выглядели изящными с технической точки зрения, но при этом были совершенно не в состоянии сдержать тот жесточайший натиск вражеских орудий, который вскоре должен был на них обрушиться. Италии не просто не хватало жизненно важных материалов и сырья; ее промышленную мощь подрывали неэффективный менеджмент и крайне неподатливая, инертная рабсила, никогда не реагировавшая на пламенные призывы фашистского правительства.
На публике Гитлер льстил Муссолини, утверждая, что они с ним равны, но на деле немцы не раскрывали своих военных планов, тем самым вынуждая дуче и его свиту импровизировать самостоятельно.
Осенью 1940 года, подстрекаемый легкими, как казалось, победами вермахта на европейском фронте, Муссолини предпринял попытку поиграть мускулами. 200 тысяч солдат его армии уже были крепко привязаны к Эфиопии, где отбивались от атак британцев и солдат из Южной Африки, но он все равно принял решение оккупировать маленькое греческое королевство. Эта кампания казалась легкой прогулкой, нужно было всего-то перемахнуть через границу Албании, уже ставшей итальянским владением. Но греки показали, что более чем способны защитить себя в суровых условиях гор Эпира, и кампания итальянцев немедленно захлебнулась. Затем эскадрильи британских самолетов с палубы авианосца Его величества
По иронии судьбы, провал Муссолини в Греции позволил ему чуть дольше продержаться в войне. Гитлер был вынужден направить свои силы в Югославию и Грецию, чтобы выручить своего беспомощно барахтающегося союзника. Это, в свою очередь, вынудило британцев отвести части своей африканской армии обратно в Египет, чтобы защититься от намечавшегося, как тогда казалось, натиска нацистов на Ближний Восток. Гитлер ответил на это отправкой в Африку Лиса Пустыни, Эрвина Роммеля, чтобы тот атаковал неприкрытый британский фланг в Ливии. На фоне всех этих маневров супердержав итальянцы выглядели лишь легковооруженными статистами, которыми в равной степени помыкали как более сильные и решительные союзники, так и враги.
Пока Италия допускала ошибку за ошибкой, все глубже увязая в войне, один из ее граждан неожиданно обнаружил себя в изоляции на далеких берегах и в очень странных обстоятельствах. Луиджи Кинетти успешно укрывался во Франции, когда ему в начале 1940 года пришла телеграмма с родины с требованием возвратиться в Италию и вступить в ряды армии. Кинетти демонстративно отказался, послав ответ со словами о том, что он уже послужил стране во времена Первой мировой. Однако в 1941 году Кинетти все же покинул Францию, отправившись в Америку с несбыточными планами на участие в «500 милях Индианаполиса», и в конечном счете решил там остаться. Он надолго останется в Нью-Йорке, где будет жить в положении чужака из враждебной страны и работать над экзотическими автомобилями.
Энцо Феррари в свои 42 был уже слишком старым для службы в армии. Пока кое-кто в менеджменте Alfa Romeo все еще продолжал заигрывать с гоночными автомобилями, он бросил свое выбранное призвание и переключил всю энергию на военное дело — или, если говорить точнее, на зарабатывание денег на военных усилиях страны (как будут поступать миллионы некомбатантов по обе стороны фронта). Повторим, что не существует никаких доказательств того, что Энцо Феррари испытывал какие-либо симпатии к фашизму (или какому-либо другому политическому течению) — за исключением некоторых резких лозунгов, публиковавшихся в рассылке Scuderia.
КАЗАЛОСЬ, ОН СЧИТАЕТ ВОЙНУ НЕ БОЛЕЕ ЧЕМ ДОСАДНЫМ ПЕРЕБОЕМ В РАБОТЕ СВОЕГО ГОНОЧНОГО ПРЕДПРИЯТИЯ И ПОТОМУ УПОРНО СТРЕМИТСЯ К ТОМУ, ЧТОБЫ ВЫЖАТЬ ИЗ НЕЕ МАКСИМУМ ЛИЧНОЙ ВЫГОДЫ. ТАКОЕ ОТНОШЕНИЕ ЕДВА ЛИ БЫЛО УНИКАЛЬНЫМ ПРИМЕРОМ СРЕДИ ИТАЛЬЯНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ.
Муссолини никогда не мог рассчитывать на беспрекословное подчинение и горячий энтузиазм своих подданных, каким пользовался Гитлер в Германии. Ему постоянно противостояла крепкая антифашистская коалиция из старых роялистов, социалистов, академиков и влиятельной коммунистической партии, чьи основные силы были сосредоточены на индустриальном севере страны. К своей чести, Муссолини, в отличие от Гитлера и Сталина, отдававших бесчеловечные приказы, не травил своих политических противников погромами, и мало кто из его оппонентов был убит или посажен в тюрьму. Как и многие другие аспекты фашистского режима, его жестокость была скорее показной, нежели реальной. Подсчитано, что в период с 1927 по 1943 год фашисты приговорили к смерти примерно 5 тысяч человек, но действительно казнили только 29 из них. Ряд диссидентов просто покинул страну, и в их числе был блестящий ученый-ядерщик Энрико Ферми, сыгравший важную и ценную роль в деле создания американской атомной бомбы.
Вклад Феррари в военное дело, как и столь многое в его насыщенной жизни, изобиловал противоречиями. Известно, что он занимался выпуском экзотических немецких станков — изощренных гидравлических шлифовальных машин, которые, как он утверждал, использовались в производстве подшипников. Некоторые утверждают другое. Версия Феррари гласит, что его познакомил с туринским бизнесменом Коррадо Гатти его друг и коллега Энрико Нарди. Гатти, как утверждалось, предложил Auto Avio Costruzione заняться копированием производившихся в Германии фирмой Jung шлифовальных станков — по патенту. Феррари говорил, что попытался этим заняться, но получил отказ. Немцы утверждали, что никогда никому не предоставляли таких патентных прав, и, кроме того, беспечно заявили, что сильно сомневаются, что кто-то другой, кроме них самих, обладает достаточной компетентностью в технических вопросах, чтобы самостоятельно производить столь сложные и искусно сделанные устройства.
Но Феррари выяснил, что немецкие патенты не подпадали под действие итальянских законов, и принял решение начать копирование станков без разрешения патентообладателей. Это решение имело колоссальный успех.
Однако существует и другая, более детальная версия истории, озвученная Франко Кортезе в 1984 году итальянскому историку Анджело Тито Ансельми. Кортезе тогда был 38-летним джентльменом и гонщиком-любителем, имевшим некоторую известность в автоспортивных кругах. Он свел Феррари с фирмой Эрнесто Бреды из Брешии. Бреда был могущественным магнатом, занимавшимся производством вооружений и военной техники для правительства. Глава компании был родственником графа Джованни Лурани, известного автоспортивного журналиста, некогда выступавшего в качестве гонщика, и уважаемого многими энтузиаста, имевшего обширные связи в спортивной среде. Кортезе при посредничестве Лурани познакомил Феррари с Бредой, представив Энцо как потенциального поставщика станков, в которых нуждалась компания магната. Но использоваться они должны были не для производства подшипников, а для изготовления компонентов к пулеметам «Type 37».
В своих мемуарах Феррари предпочитает игнорировать тот факт, что он работал на Breda, или то, что его шлифовальные станки применялись для производства чего-то, кроме подшипников. Но к 1942 году его фирма уже имела все необходимые ресурсы для того, чтобы заниматься очень сложной механической обработкой материалов; Кортезе, ставший крайне эффективным «дорожным менеджером», раструбил о Феррари на всю долину реки По. Едва ли это было легкой задачей, учитывая все усиливавшееся нежелание его работодателя покидать Модену. К примеру, Кортезе договорился о сделке с Бредой, по условиям которой Феррари должен был изготовить сложный редуктор с зубчатой передачей для особого десантного судна, строившегося для нужд итальянской армии. Breda переделывала большие шестицилиндровые двигатели Tipo D17, стоявшие на их самоходных автовагонах, для последующей установки в особые десантные суда, готовившиеся ко вторжению на Мальту. Феррари должен был изготовить коробки передач, которые позволили бы использовать моторы Breda для морских судов. Для маленькой фирмы этот контракт был очень выгодным делом, и когда управляющие Breda вызвали Феррари в Милан для подписания контракта, они уже находились в нетерпении, стремясь поскорее взяться за дело.
Феррари властно заявил Кортезе о том, что не поедет в Милан и что, если армия и Breda хотят закрыть сделку с ним, им придется самим приехать в Модену. Какое-то время между раздраженным Кортезе и бескомпромиссным Феррари происходил обмен телефонными звонками. «Чудо-человек» был непреклонен; он не согласен ехать 120 километров по древней Эмилиевой дороге в Пьяченцу, чтобы потом пересечь там По, а оттуда еще 40 километров тащиться до Милана. Ворча от недоумения, Кортезе и его свита из директоров и армейского начальства погрузились в восемь автомобилей и двинулись в сторону Модены для завершения сделки. Гора сама пришла к Магомету! И не в последний раз.
К началу 1943 года стало очевидно, что шансы стран Оси на победу в войне вот-вот испарятся окончательно. В начале 1942 года союзники объединили силы, и теперь их армии, поддерживаемые колоссальной промышленной мощью Соединенных Штатов, стали воевать все эффективнее и продвигались к победе со скоростью разогнавшегося товарного поезда. В июне 1943-го началось вторжение на Сицилию, и в тот момент показалось, что в планах Монтгомери и Паттона двинуться на север по всей территории итальянского «сапога». Италия стояла на пороге анархии. Забастовки охватили Милан и Турин. В течение нескольких недель Муссолини сместили с должности в результате бескровного переворота и заменили генералом Пьетро Бадольо, который сумел искусно убедить немцев в намерении итальянцев продолжать войну, а сам в это время тайком пытался заключить мир с силами союзников. Гитлер отреагировал на это с привычной жестокостью: выдавив Бадольо и лишив его власти, он возвратил Муссолини из изгнания в Апеннинах посредством внезапной, дерзкой вылазки и казнил тех, кто сместил дуче с должности, в том числе Чиано. После этого Италия превратилась в военную вотчину немцев — она больше не была для них союзником, скорее массивным и крепким объектом недвижимости, которую закаленные в боях отряды генерал-фельдмаршала Альберта Кессельринга должны были удерживать под контролем любой ценой.
Находившемуся на севере Феррари было приказано перевезти свой завод в более безопасное место. С конца 1942 года союзники расширяли ареалы своих авианалетов, усилив бомбардировки крупных индустриальных центров в долине По, и в результате вскоре был издан приказ о децентрализации промышленного сектора. Феррари по-прежнему обеспечивал работой примерно 40 рабочих, — в числе которых теперь были и женщины, — трудившихся в старом здании Scuderia на Виале Тренто и Триесте, и его бизнес процветал. Он был готов к расширению, так как был убежден, что через несколько месяцев немецкое сопротивление на юге окажется сломлено и воцарившийся мир откроет перед ним новые возможности для продолжения строительства гоночных автомобилей.
Для перемещения предприятия он присмотрел один объект недвижимости в деревне Формиджине, находившейся в нескольких километрах к югу от города. Но после серьезных переговоров владелец здания отказался его продавать. Тогда Энцо попросил Мино Амаротти, своего друга, жившего в маленькой коммуне Маранелло, помочь ему с поиском необходимой земли там. Городок Маранелло находился на приличном удалении от Модены, примерно в 16 километрах, но Феррари уже имел там кое-какую собственность: старый каменный фермерский дом, стоявший посреди вишневого сада. Амаротти помог ему убедить местного мельника продать его дом, находившийся по соседству с домом Феррари, а вместе с ним и земельный участок на другой стороне от трассы Абетоне-Бреннеро. Три этих объекта вместе образовали территорию достаточных размеров, чтобы на ней можно было возвести фабрику. В сжатые сроки был построен треугольный комплекс из деревянных и бетонных гаражей, и вскоре процветающая Auto Avio Construzione наняла еще сотню рабочих. Но недвижимость не будет принадлежать лично Энцо. По всей видимости, Феррари записал землю на имя Лауры, чтобы предотвратить появление в будущем каких-либо юридических проблем с государством, которые потенциально могли возникнуть. Времена были смутные, царила неопределенность, и хотя казалось, что немцев медленно, но верно вытесняют из Италии, было невозможно предсказать, какой режим придет им на смену. Случиться могло все что угодно, и Феррари окажется лучше защищен, если здания и имущество будут поделены между ним и его женой. Их отношения теперь были не более чем юридической формальностью, скрепленной существованием общего сына и суровыми итальянскими традициями неприятия разводов. Но оба понимали ценность земельного имущества в столь опасные времена, и разделение прав на Маранелло безусловно было одобрено обоими супругами.
К тому времени, как Монтгомери со своими отрядами пересек Мессинский пролив (это случилось 3 сентября 1943 года), маленькое предприятие Феррари уже вовсю процветало. Контракт с Alfa Romeo, запрещавший ему использовать свое имя, истек, и старое название Auto Avio Construzione теперь включало в себя имя Scuderia Ferrari.
Тем временем немцы на деле доказывали, что являются не только боеспособными воинами, но и жестокими администраторами. Они сумели замедлить продвижение сил союзников в Анцио и вдоль Линии Густава у подножия Апеннинских гор, где опорой их оборонительных укреплений служил древний монастырь Монте-Кассино. На севере они подстегивали итальянскую промышленность к увеличению объемов производства, которое росло в лучшем случае вяло. Их основным поставщиком был Fiat, тративший большую часть своих сил на замедление производственного процесса и попытки воспрепятствовать депортации своих рабочих на немецкие заводы. Гигантский туринский концерн должен был производить по 180 самолетов ежемесячно. Но из-за бесконечного саботажа, забастовок, отсутствия рабочих на своих местах и откровенных симуляций бурной трудовой деятельности максимальный месячный объем готовой продукции завода в период с сентября 1943-го по конец войны составил 18 самолетов! Немцы требовали 1,5 тысячи авиационных двигателей в месяц. Получали же от 90 до 300. Объемы производства грузовиков были аналогично ничтожными, и почти половина изготовленных транспортных средств растворялась на черном рынке. Взбешенные таким поведением итальянцев немцы объявили в начале 1944 года о том, что все станки, инструменты и вся техническая база Fiat целиком должны быть перенесены в Германию. Это решение спровоцировало массовую забастовку, охватившую весь север Италии, и парализовало последние хилые военные силы немцев. Fiat никуда не переехал.
Даже крошечное предприятие Феррари не смогло увернуться от тяжелой руки захватчиков. В сентябре 1944 года делегация немецких офицеров прибыла на завод в Маранелло, чтобы проверить инвентарь и оценить объемы выпуска продукции. Должно быть, их удовлетворило состояние фабрики, ибо мастерские Феррари соответствовали даже самым изощренным немецким стандартам чистоты. Однако их внимание незамедлительно привлекли копии станков Jung’а, и Феррари, явно почувствовавшему себя не в своей тарелке, холодно объявили о том, что весь инвентарь шлифовального оборудования его фабрики будет реквизирован немецким правительством. После этого они отбыли, оставив Энцо — по крайней мере, в теории — лишь пустое здание завода, располагавшееся на земле, находившейся во владении его жены.
В реальности же ничего не изменилось. Немцы теперь были целиком и полностью поглощены сдерживанием сил союзников, пробивавшихся на север через Линию Цезаря в Пескаре. Сельская местность кишела толпами итальянских партизан. Они были так сильны и решительны, что немцам пришлось перебросить восемь дивизий для сдерживания их натиска. 4 ноября 1944 года американцы отправили свои главные рабочие лошадки европейского театра войны, четырехмоторные бомбардировщики «B-24 Liberator», на очередной ежедневный вылет. Их целью было скопление немецких войск, сосредоточенное вдоль, как считалось, последнего рубежа их обороны к югу от реки По. Линия, называвшаяся Готской, являла собой толком не связанную между собой череду бункеров, земляных укреплений и складов снабжения, пролегавшую сильно южнее Маранелло, однако завод Феррари все равно подпадал под описание целей и был вполне подходящей, если не сказать приоритетной целью бомбардировки. Несколько бомб с глухим стуком упало на пористый бетон заводских построек, частично повредив крышу и кое-какое «немецкое» оборудование, но спустя считаные недели предприятие вновь заработало в полную силу.
ebooksa