Но у Лауры — готовившейся отмечать свое 60-летие и не выказывавшей никакого интереса к автомобилям со времен ухаживаний Феррари, начавшихся сорока годами ранее, — наверняка была очень веская причина уйти от своего комфортного сидячего образа жизни на площади Гарибальди и начать таскаться по миру в компании совершенно не заинтересованных в ее пребывании рядом и решительно враждебно настроенных к ней членов гоночной команды Ferrari. Никто, включая мужчин, которых в конечном счете сильно утомило ее надоедливое присутствие, не мог предоставить сколько-нибудь разумное объяснение ее странному поведению. Бытует мнение, что Лаура выступала в роли ушей и глаз своего мужа, чья империя разрослась настолько, что даже его прекрасно отлаженная агентурная сеть начала посылать ему противоречивые сигналы. Нет сомнений в том, что, несмотря на ухудшающиеся супружеские отношения, Энцо и Лаура Феррари были крепко связаны партнерскими отношениями, необходимыми для сохранения компании (которая в 1960 году была формально превращена в корпорацию — Societa Esercizio Fabbriche Automobili e Corse Ferrari или SEFAC — с основными акционерами в лице четы Феррари). Возможно, что эта финансовая заинтересованность с ее стороны и подтолкнула ее к тому, чтобы начать наблюдать за тем, как предприятие функционирует за пределами ворот фабрики — ее муж едва ли был склонен этим заниматься. Известно, что она с подозрением относилась к лакеям и подхалимам, роем вившимся вокруг Феррари, и что она выступала с острой критикой византийских политических интриг, раздиравших завод в Маранелло. К властным кругам компании начал приближаться ряд новых лиц, не последним среди которых был пухлый, энергичный и своенравный тосканец Кити (прозванный «Toscanaccio», или «настоящий тосканец»), и есть вероятность, что эта поросль модернистов беспокоила Энцо и Лауру, хотя такие предположения — чистой воды спекуляция. Как бы то ни было, Лаура Феррари долгое время имела серьезное влияние на своего мужа. Сосед семьи, долго живший рядом с летней виллой Феррари в Визербе на Адриатике, вспоминал, что Энцо звонил Лауре по пять раз на дню в то время, когда она подолгу гостила на Адриатическом побережье, спасаясь от удушающей летней жары долины По. Эти телефонные разговоры носили сугубо деловой характер, что указывает на глубокую и тесную связь пары в аспекте управления компанией.
Лаура была не единственной женщиной из семьи Феррари, вовлеченной в его каждодневную жизнь, хотя роль его матери, Адальгизы, была не коммерческого плана. Он навещал ее каждое утро и в присутствии этой коренастой, непреклонной женщины выступал в роли заботливого и любящего сына, хотя частенько она отчитывала его так, словно он был сопливым мальчонкой. В приступе ярости она порой кричала ему: «Не тот сын умер молодым!» Было ли это проявлением едкого юмора восьмидесятилетней выдержки или нет — для нас останется непостижимым, но факты говорят о том, что она до самого дня своей смерти жила рядом с сыном. По характеру она была похожа на свою невестку: твердая, трезвомыслящая женщина, остававшаяся, несмотря на все свои гневные тирады, глубоко преданной своему Энцо. Бывали случаи, когда она, прогуливаясь солнечным утром по площади, могла вдруг заскочить в его офис в Scuderia и прервать деловую встречу вопросом «Как поживает мой малыш?». Остается только догадываться, какое унижение испытывал великий
Однако настоящей загадкой оставалась Лаура Феррари, особенно в этот период времени. Воспоминания очевидцев противоречивы. Одни говорили, что она была безумной, как Шляпник из приснопамятной сказки: могла умыкнуть причитавшиеся официантам чаевые со столов в ресторанах и еду с полок магазинов и лавок. Кажется, нет никаких сомнений в том, что умственные способности Лауры серьезно ослабли на восьмом десятке лет, как и ее ноги, почти утратившие способность передвигаться. С другой стороны, многие люди утверждали, что союзники Феррари ее оклеветали и что на самом деле она была интеллигентной, хорошо воспитанной, внимательной женой, чуть ли не мученицей, оказывавшей мужу громадную помощь в деле управления бизнесом. Луиджи Кинетти-старший, к примеру, твердо придерживается мнения, что она стала жертвой жестокой травли и клеветы, и что она даже оставалась верной своему мужу, несмотря на его дурное обращение с ней. «Я до сих пор люблю Феррари», — предположительно сокрушалась она в 1960-е, когда их личная жизнь переживала самый турбулентный период.
Так где же правда о Лауре Феррари? Была ли она безумна или, напротив, абсолютно вменяема? Вероятно, истина где-то посередине. Какие бы беды ни причиняли боль его жене, Энцо Феррари жил полной жизнью, в его расписании едва ли находились пустые места. Хотя в последние шестьдесят лет своей жизни он никогда — возможно, с исключениями в виде нескольких ночей, проведенных в Монце во время тестов — не заснул ни в чьей другой постели, кроме своей собственной, он умудрялся постоянно флиртовать с десятками интересных женщин, включая и ту леди из Парижа, которая, кажется, была готова на всех парах нестись на юг и дальше через Альпы, стоило ему только повесить телефонную трубку. Однако он не был расточительным ухажером. Один моденский ресторатор вспоминал, как в один из вечеров женщина, пришедшая на свидание с Феррари, по окончании романтического ужина царственно повелела официантам принести шампанское — для завершения прелюдии. Феррари быстро распорядился: «Принесите ей минеральную воду, с газом».
Феррари, казалось, любит детей. Он беспокоился о здоровье детей своих старших сотрудников, а в начале 1960-х организовал молодежный клуб, который и по сей день периодически проводит свои встречи. В него входило небольшое число энтузиастов, встречавшихся по понедельникам для обсуждения автомобильных тем в компании знаменитого кумира. С годами Феррари стал все больше средств жертвовать моденскому госпиталю и институту Марио Негри в Милане, особо концентрируя свое внимание на подарках, которые могли бы помочь врачам в лечении мышечной дистрофии.
В то время в личной жизни Феррари не возникало никаких предпосылок к скорому окончанию турбулентного периода (да он и не хотел, чтобы они возникали), он хотя бы мог рассчитывать на возвращение некоторой стабильности на фронте Формулы-1. Кити, Рокки и новый инженер команды по имени Мауро Форгьери семимильными шагами шли к созданию новой гран-прийной машины «Tipo 156». Наконец, в гараже Ferrari появится болид с заднемоторной компоновкой. Его шасси представляло собой довольно грубую вариацию на тему легковесных трубчатых каркасных структур, которые разрабатывали британцы, равно как и независимая подвеска на спиральных пружинах. Главное преимущество машины, как и в случае со столькими классическими Ferrari, скрывалось в мощном двигателе. Кити и его команда на самом деле создали два двигателя, оба были V6, но с разными углами наклона головок цилиндра. Более ранний прототип был версией старого 2,5-литрового 65-градусного блока, а более поздний V6, разработанный Кити и Рокки, имел угол в 120 градусов, что обеспечивало ему более низкий центр тяжести и делало более подходящим для нового шасси. Оба мотора выдавали достаточно мощности, чтобы перегнать британцев, которые ввиду скудного финансирования и позднего начала разработки не могли рассчитывать, что Coventry-Climax подготовит новый 1,5-литровый V8 раньше, чем к следующему сезону. Хорошими новостями стало и то, что машина «Porsche» под Формулу-1 оказалась слишком тяжелой и недостаточно мощной для своего веса, а значит, команде гарцующего жеребца был открыт путь к чемпионству сезона 1961 года. Какие прекрасные перспективы, особенно на фоне провальных результатов последних лет!
Новые машины были потрясающими. Их лихие, щегольские кузова имели необычный перед, с двумя «ноздрями», — впервые подобное было на особой версии «Maserati 250F», собранной специально для американского спортсмена Темпла Бьюэлла. Феррари отказался распрощаться лишь с одной традицией: спицевыми колесами от Borrani.
Изначально он собирался заявиться на соревнования с командой, составленной целиком из иностранцев. И вновь не определил первого номера, хотя и Фил Хилл, и Таффи фон Трипс считались старшими членами команды. В составе ее также были Ричи Гинтер, которому приятель Хилл устроил подробный экскурс в мир политических интриг завода, и Дикий Вилли Мэресс. Обеспокоенная отсутствием в команде итальянцев группка богатых спортсменов сформировала консорциум под названием Scuderia Sant’ Ambrocius, который должен был заниматься развитием молодых талантов. Они, по сути, «арендовали» «156-ю» для 25-летнего миланца Джанкарло Багетти, рассчитывая заявить его на несколько этапов чемпионата. Национализм по-прежнему свирепствовал в гонках Гран-при, и британцы, французы и немцы вкупе с итальянцами постоянно переживали о своей национальной гордости, стараясь поддерживать ее в соревнованиях Формулы-1. Феррари доставалось много критических стрел за то, что он не набирал свою команду исключительно из итальянцев, но он считал эту критику несущественной в сравнении с тем общественным волнением, что началось после гибели Кастеллотти и Муссо.
«156-я» проехала свой дебютный круг на Гран-при Сиракуз, второстепенном этапе, проходившем в прибрежном сицилийском городке. В качестве символических представителей команды Ferrari отправила на этап Багетти и Гинтера, хотя последний так и не смог поучаствовать в заезде из-за неполадок с машиной. Но зато новичок Багетти, положившись на громадную мощь V6, сумел отбить настойчивые атаки Дэна Гёрни и его «Porsche» и одержал победу. Дебют выдался удивительно успешным как для машины, так и для пилота, послужив предвестником будущих событий предстоявшего сезона.
Вплоть до своего трагического финала 1961-й был годом почти что нескончаемых триумфов Ferrari. Хилл и Жандебьен в блестящем стиле победили в Ле-Мане, а английский джентльмен-пилот и по совместительству инженер Майк Паркс (который уже начал заявлять о себе в Маранелло работой со спорткарами) на пару с Мэрессом финишировал вторым. Лаура присутствовала на автодроме, став свидетельницей великого момента. Впрочем, в той гонке у Ferrari не нашлось достойных соперников из числа заводских команд, только малолитражные «Porsche». Та же открытая дорога к победе ждала команду и в Формуле-1, поскольку англичане со своими слабенькими 1,5-литровыми «Climax 4» попросту не поспевали за резвой «156-й». И все же Моссу удалось показать класс в Монако и победить там на крошечном «Lotus 18» Роба Уокера. Гинтер, однако, удивил тогда многих: на всем протяжении гонки он не давал англичанину покоя, преследуя Мосса до самого финиша, и в итоге занял второе место.
Фон Трипс выиграл голландский Гран-при в Зандворте, а Хилл, отчаянно сражавшийся с шотландцем Джимом Кларком и его длинным тонким «Lotus 21», в конечном счете сумел удержать второе место. Монструозное преимущество «Ferrari» в 30 лошадиных сил над остальными моторами дало о себе знать в Спа, где Хилл взял верх над фон Трипсом, Гинтером, пришедшим третьим, и Жандебьеном, финишировавшим четвертым за рулем окрашенной в бельгийский желтый «156-й». В Реймсе, на сверхскоростной треугольной трассе, победу одержал Багетти: он воспользовался отставанием лидеров команды и на финише одолел за счет превосходства в мощи болид Дэна Гёрни. Ведущие пилоты «Ferrari» взяли свое на Гран-при Великобритании в Эйнтри: фон Трипс стал первым, а Хилл и Гинтер составили ему компанию на тройном подиуме. Борьба за чемпионский титул свелась к очной дуэли между спокойным и вежливым немцем и вспыльчивым, эмоциональным и целиком преданным делу американцем. Победа на итальянском Гран-при, проходившем, как всегда, в Монце, обеспечивала бы любому из них заветный титул. Энцо Феррари, по традиции появившийся на автодроме в субботу перед гонкой, не скрывал своего приподнятого настроения, однако домой он в итоге вернулся, так и не став свидетелем ужасающих событий, развернувшихся на трассе.
Команда заявила на этап пять болидов: три передовые машины с фон Трипсом, Хиллом и Гинтером и две дополнительные с Багетти и Рикардо Родригесом, которому теперь было уже девятнадцать и которого переполняла жажда соперничества. Противостоял им талантливый, но куда хуже вооруженный английский контингент со своими маленькими 4-цилиндровыми «Lotus» и «Cooper». Ожидалось, что эта гонка станет очередным показательным выступлением «Ferrari», примечательным лишь очной дуэлью двух партнеров, претендовавших на титул.
Чтобы поберечь моторы на длинной дистанции трека, сочетавшего в себе как полноценную дорожную часть, так и овал с бугристыми виражами, инженеры «Ferrari» настроили на машинах довольно большие значения передаточных чисел главной передачи, что сделало болиды медлительными на старте. Это позволило решительному Джиму Кларку втиснуть нос своего лаймово-зеленого «Lotus» между двумя «Ferrari». На втором круге фон Трипс и Кларк проносились по прямой за боксами, двигаясь в сторону 180-градусного поворота вправо, носящего название
Катастрофа случилась в мгновение ока, и масштаб ее был просто невыразим. Пока гонка продолжалась всего в нескольких метрах от места аварии, организаторы считали жертвы: погибло пятнадцать человек, включая и самого фон Трипса, десятки других получили травмы. И вновь «Ferrari» стала косой смерти.
Фил Хилл, тем временем, двигался к омраченной трагедией победе и чемпионству, окрашенному в траурные тона. Кларку, в полном соответствии с традициями диковатого итальянского правосудия, предъявили обвинения в непредумышленном убийстве. Как Феррари и Аскари до него, его сделали козлом отпущения, переложив на Джима вину, лежавшую на совести недобросовестных организаторов гонки, которые позволили невинным гражданам наблюдать за происходящим с абсолютно незащищенных мест у обочины трассы. Если кому-то и следовало предъявить обвинения в уголовных преступлениях, так это официальным лицам, устраивавшим гонку, но все понимали, что вся эта история — очередная профанация. Как и в предыдущих случаях, с Кларка сняли все обвинения после того, как прошло достаточно времени и нелепых судебных прений.
И вновь пресса завыла во весь голос, как и Ватикан. Феррари бежал от их внимания, симулируя невероятное огорчение в связи с гибелью своего пилота. Согласно легенде, фон Трипс нравился Феррари больше, чем Хилл, и, вероятно, так оно и было, но его симпатии к ним различались в лучшем случае на несколько градусов. На самом же деле ему почти не было никакого дела до судеб мужчин, пилотировавших его машины. Вот пример. Вскоре после того, как бедолагу фон Трипса предали земле в фамильном замке его семьи (гроб к могиле везла отчаянно перегревавшаяся «Ferrari GT»), Феррари признался священнику, с которым состоял в тесных дружеских отношениях: «Думаю, я неплохо изобразил печаль по умершему фон Трипсу».
Сезон, начало которого сулило Феррари такие светлые перспективы, теперь подводил его к очередной черной полосе в жизни. Именно в этот период случился пресловутый «дворцовый переворот», внутренний раскол, выведший из игры не меньше восьми ключевых игроков компании, в том числе менеджера гоночной команды Ромоло Тавони, главного дизайнера Карло Кити, волшебника по части финансов Эрмано Делла Касу, плюс нескольких других персонажей вроде Федерико Гиберти и Джотто Бидзаррини. Точные причины разлада остаются неясными, несмотря на ряд публичных заявлений протагонистов. Принято считать, что вмешательство Лауры в работу гоночного предприятия стало одной из причин разногласий, но это кажется некоторым упрощением —
Вероятно, что это случившееся было итогом банальной борьбы за контроль над компанией, стремительно расширявшейся в размере и приобретавшей все большее влияние. В то время численность работников завода приближалась к цифре в 500 человек. В 1961 году «Ferrari» было собрано ни много ни мало 441 легковая машина плюс с десяток или около того болидов для Формулы-1 и Формулы-2, а также несколько спорткаров для крупных соревнований на выносливость и заездов в горы. Феррари сам по себе был трудоголиком, он не брал выходные, не отдыхал по праздникам (окружающие вспоминали, что он работал и в пасхальное воскресенье, и на Рождество) и оказывал чрезвычайное давление на старших сотрудников своей компании, требуя от них соблюдения такого же режима.
Когда дело касалось фабрики, мегаломания Энцо Феррари не знала пределов. Он с ревностью относился ко всему и ко всем, кто мог быть препятствием для его могущества или претендовал на то, чтобы занять его место в центре всеобщего внимания. Он был предан людям вроде Бацци и Рокки, тихим лоялистам, довольным своим положением в тени великого человека. Но люди, бывшие на виду у всех, вроде Тавони или Кити, а также все пилоты конюшни — это было совсем другое дело. Они имели склонность распылять его имидж и уводить внимание публики от его персоны и его машин. Однако Феррари все равно нуждался в блестящих менеджерах и талантливых дизайнерах, в отважных мужчинах, способных расширить влияние и укрепить репутацию, как его самого, так и всего предприятия в целом. Следовательно, любой, кто становился слишком успешным, превращался в угрозу, а значит, его незамедлительно следовало пускать в расход. Феррари не был готов делить с кем-либо всеобщее внимание, а потому начиная с 1961 года решил осветить свою персону, добавив ей блеска, посредством публикации разных неофициальных мемуаров.
Энтузиасты из числа поклонников Феррари сказали много слов о его красноречии в качестве автора и журналиста. Они приводят публикацию Энцо 1962 года под названием
ebooksa