Змей хитро поднял указательный палец:
– Один из Избирателей.
– Что бы это значило? – вскинул бровь Пак.
– Еще не решено, но, как куратор спора, я вскоре разберусь с проблемой. Можешь быть спокоен; все случится, как должно. А сейчас иди; у тебя много дел, а у меня еще одна встреча. Ты не единственный, кому нужна моя помощь. Было приятно побеседовать, Лис.
Пак оскалился:
– Взаимно, Змей. Будь здоров, – он чуть поклонился, а потом вдруг гаркнул: – Арлекин!
Девушка, неотрывно следящая за ним на протяжении всего диалога, вскинулась:
– Да, Господин!
– Пойдем, – ссыпал последние угольки со своей шевелюры он. – У нас действительно есть чем заняться. Ты все подготовила?
– Да.
– Молодец.
И, не обращая внимания на директора, выудившего из ящика упаковку влажных салфеток и стирающего ими остатки обугленной плоти с ладони и запястья – все же огонь Лиса опасен даже для него, – вышел из кабинета, беззаботно закинув руку за плечо Арлекин. Рыжая просияла; от ее глупой влюбленной улыбки меня чуть не стошнило, а вот Паку было совершенно все равно. Его лицо не выражало ничего, и он невероятно напомнил мне Изенгрина – тот тоже смотрит равнодушно, свысока, устало. Словно он огромный старый пес, вокруг которого вьются щенята. Порой казалось, что он потерял вкус к жизни – желания и эмоции проявлялись в нем, только когда речь заходила о Лисе и их войне. В остальное же время он их просто имитировал.
Лис виделся мне другим. Он постоянно улыбался, устраивал забавные розыгрыши, превосходно находил общий язык с новыми поколениями и с легкостью сливался с ними, показывал фокусы, просто… жил. Создавалось ощущение, что его разрывает от эмоций каждую секунду, и каждое мгновение они меняются; он был как Арлекин, только умел прятаться за масками. Так я думал.
Но сейчас, когда он прошел мимо, не соизволив посмотреть на меня, я узрел другое существо – такое же старое, как Волк, выцветшее, невзирая на яркость своего пламени, и истощившееся.
Там, на дне его глаз, не было ничего, кроме слабой, истеричной злости.
Эти два глупых бога извели себя. Дошли до края. Впору спросить, так ли уж нужна им победа в этом античном, как они сами, споре…
Я бы, наверное, так и стоял, прилипнув к стене и таращась в уже опустевший дверной проем, если бы мои размышления не прервал Змей:
– И долго ты будешь там торчать, Солейль? Буря стихла. Или тебе, как вампиру, требуется приглашение? Так входи.
– Ты считаешь меня вампиром? – тут же фыркнул я. – Как некрасиво.
Внутри было холодно – из открытой форточки проникал ледяной ветер, по-весеннему обманчивый и по-зимнему пробирающий. К счастью, я додумался не приходить в одной рубашке и натянул свитер.