Меня сопроводили на борт судна, я в спешке написал письма на Фареры, а затем отчалил на одной из лодок аборигенов вместе со своими вещами. Судно же, пользуясь попутным ветром, подняло якорь.
Бесспорно, я почувствовал себя одиноким и покинутым, стоя на станции у Мунго Юрибея среди аборигенов, чей язык я не понимал, и наблюдая, как судно удалялось, пока окончательно не исчезло из виду. Я дал волю своим чувствам и, плача, пошагал в тундру, где утолил жажду сочной спелой морошкой.
Глава VIII
Длительное пребывание на необитаемом острове в Тазовской губе
Внешний вид острова Находка[46]. – Отшельническая жизнь. – Находка мертвецов. – Визит незнакомцев. – Отъезд с острова
Япока еще не собирался жить вместе с аборигенами, присмотрев для своего временного проживания необитаемый остров Находка в Тазовской губе. Среди юраков-самоедов был человек, с которым я мог изъясняться на ломаном русском. После длительных переговоров я нанял шестерых аборигенов, и они на большой плоскодонной лодке отвезти меня к вышеупомянутому острову, лежащему примерно посередине губы в 30 верстах от станции Мунго Юрибей.
Дело было в середине августа во второй половине дня. Аборигены высадили меня на остров площадью четыре квадратных мили, который должен был стать моим местом проживания в следующие несколько месяцев. Это была добровольная ссылка. Когда юраки принесли мои вещи на плоский песчаный берег на юго-западной стороне острова, куда мы причалили, они, получив согласно договоренности вознаграждение в русских рублях купюрами, повернули домой, попрощавшись со мной словами:
Моей первой мыслью было строительство хижины из сплавного леса, которого везде было в изобилии (он с весенними оттепелями поступает по рекам в губу, где его повсеместно водой выбрасывает на берег).
К моей большой радости я вскоре нашел недалеко от места прибытия старую полуразвалившуюся избушку, которая, как я позже выяснил, была построена двумя русскими, работавшими на немца Функа и занимавшимися здесь рыбным промыслом в летний период. Я занес вещи в избушку и, поскольку там было темновато, сел и задремал, прислонившись к стене. Вскоре я очнулся, достал спичечный коробок и зажег спичку. Снаружи в кромешной темноте лил дождь. Тем временем мое убежище было незавидным: дождь капал сквозь крышу, а холодный ветер дул через дверной проем. Вся изба, состоявшая из одного помещения, была всего лишь 5,5 фута в высоту, 8 футов в ширину и столько же в длину. Наконец-то закончилась ночь. Когда просветлело и погода нормализовалась, я сразу же начал приводить в порядок свою хижину, сгребая песок к стенам, делая дверь и т. п.
Западный и северный берега острова Находка представляют собой широкую песчаную отмель, местами покрытую пышной травянистой растительностью. Там, где заканчивается отмель, возвышается обрыв характерной формы высотой 150 футов. В ложбинах и на склонах растут ивы, вязы, карликовая береза и смородина. В середине острова находится цепь больших холмов, окруженная бугорками, низкими холмами, ложбинами, ручьями и болотами. С восточной стороны остров более низменный и переходит в заросли ив у залива. В центре острова, у холмов, в нескольких сотнях шагов на север от моей хижины находились три небольших озера.
На второй день после моего прибытия на остров я встал рано утром, побрился и принял туалет в заливе, где искупался в освежающей воде. После завтрака я соорудил из бревен плот и выплыл на некоторое расстояние в залив, чтобы установить сети. Погода была великолепной, под солнечными лучами начал рассеиваться туман. Поверхность воды в бухте блестела словно зеркало. Спустя час я проверил сети – к моей радости, в них оказалось много рыбы (осетр и еще две рыбы других видов). Я снова опустил сети в воду, подплыл к берегу, занес рыбу в хижину, освежевал ее и принял скудную трапезу. Потом вскинул одно из ружей на плечо и вышел произвести рекогносцировку местности на острове. С северной стороны от избушки находились упомянутые ранее озера, где плавали утки и гагары. Я подстрелил двух уток и спрятал их до моего возвращения домой в ивовых зарослях у берега озера. Идя вдоль холмов в северном направлении, я заметил в кустах множество зайцев, которых преследовали охотящиеся соколы, непрестанно кружась над ними в воздухе и высматривая их силуэты, чтобы атаковать сверху.
Мимо меня проскакал заяц, направлявшийся к прорехе в кустах, и тут же прямо перед моими глазами на него спикировал сокол. Я убил выстрелом хищника, но заяц остался на месте, не шевелясь. Я взял его в руки, погладил и убедился, что он не ранен, а просто парализован от страха. Когда я вернул его на землю, он пробежал небольшое расстояние, облизал свои лапы, повернулся и посмотрел на меня. Я убежден, что он был благодарен мне за спасение. В целом, зайцы на острове были такими терпеливыми, что я мог долго стоять и смотреть на них, пока они грызли кору и растения, не вызывая у них никакого беспокойства. После этого я направился к берегу, где постоял некоторое время рядом с «деревом бога». На острове есть всего лишь одно настоящее дерево, весьма красивая лиственница (высотой около 60 футов), освященная, очевидно, периодически заплывающими на остров аборигенами, которые поклоняются ей как богу. На ветвях дерева висели оленьи черепа, куски мехов, латунные кольца, рыбья шкура и несколько русских серебряных монет. От одиноко стоящей наряженной лиственницы я направился в глубь острова. По пути я наткнулся на могильник с двумя гробами. После утомительной прогулки через центральную часть острова ко второй половине дня я достиг восточного берега, где сделал привал, чтобы передохнуть. Окинув взором залив и пару островков на востоке, я вдруг увидел нечто, похожее на чум, возвышавшийся из затопленных водой кустов. Я перешел вброд к этому месту. И действительно, там на возвышении стоял чум, который, однако, был ободранным и обветшалым. Сделав прореху в его обшивке, я вошел вовнутрь, где меня ожидало неприятное зрелище. На полу лежали три полуразложившихся человеческих тела: мужчина, женщина и ребенок. Поблизости лежал скелет собаки. Судя по всему, эти аборигены погибли от голода. Я вброд вернулся обратно на берег. Охотничьим ножом я сделал из выброшенный на берег древесины примитивную лопату, при помощи которой мне удалось выкопать могилу в мягкой земле. После двух часов напряженной работы я посчитал, что могила достигла необходимого размера, чтобы вместить три тела. Но вытащить мертвых на сушу и положить их в могилу было задачей не из легких. Забросав могилу землей, я нацарапал на лопате надпись русскими буквами «Здесь лежат три аборигена» и воткнул ее черенком в землю. Уже почти стемнело, когда я отправился домой. Я не прошел и полпути, как установилась полная темнота – поэтому мне пришлось лечь на влажную землю, чтобы дождаться рассвета. Когда я проснулся ночью, насквозь промерзший, я решил опять встать и пойти, чтобы найти дорогу к хижине. Это мне в конце концов удалось. Не раздеваясь, я повалился на жесткий лежак. Писк мышей смешивался со стенанием ночного бриза в моей не очень-то непроницаемой хижине.
Это была ужасная ночь.
Я проснулся совершенно замерзший, а поскольку утро было достаточно прохладным, начал готовить чай в жестяной банке из- под пороха. К моему крайнему разочарованию выяснилось, что маленький котелок, который я намеревался использовать на острове, оказался забытым на станции Мунго Юрибей. Из продовольствия у меня было несколько фунтов баранок, немного муки, чая и сахара. Но ввиду того, что на острове было полно дичи и я взял с собой почти 2000 патронов и два ружья, я мог с уверенностью смотреть в будущее – и это не считая возможности ловить рыбу в бухте. На завтрак я пожарил перед хижиной на углях очень вкусного осетра, после чего отправился в залив проверить сети. Оттуда я пришел с весьма большим уловом, среди которого было три необычайно вкусных рыбины разных видов. В тот же вечер я пристрелил пять гусей.
Но моя постель в отшельничестве на острове не была мягкой, и я в конце пребывания там очень страдал от ночных холодов. На стоявших в хижине жестких нарах, сделанных из пла`вника, не было никакой подстилки, и для защиты от приближающихся ночных морозов (температура ночью стала опускаться до –12 °R) у меня были лишь мои меховые куртки, которыми я мог укрываться. Однако погода еще долгое время была хорошей, да и я постоянно был занят либо на острове, занимаясь ботаникой (там я собрал около 100 различных растений), охотясь на зайцев, лис, а особенно куропаток, коих там было в изобилии, лебедей, гусей, уток, либо рыбача в заливе. В конечном счете ямы, где я хранил запасы, были переполнены дичью. Но не было никого, с кем я мог бы делиться своим богатством. И когда я скучал по людям и испытывал меланхолию, играя фарерские мелодии на скрипке, которую я привез с собой, я пускался через остров собирать смородину, которая к моему удивлению и радости вызревала здесь на 70° с. ш. Одиночество под открытым небом оказывает полезное влияние на духовную жизнь человека – что-то есть в этом позитивное, необычайно красивое, переполняющее грудь. Тягостная тоска возносится высоко в синеву, к непонятному, неизвестному; человек становится кротким духом и преданно хвалит Всесущего Создателя.
И все-таки человек – социальное существо, и когда я пробыл на острове почти два месяца – а с наступлением октября снежные штормы начали вступать в свои права, из-за чего нельзя было ничем заниматься снаружи, – нахождение в четырех стенах холодной хижины становилось очень тягостным. Я предвкушал тот момент, когда залив покроется льдом и я смогу вступить в контакт с местными жителями, поскольку Питсери – русскоговорящий абориген – обещал забрать меня на санях, когда установится лед в бухте.
В утренний час я встал с топчана и через дырку в окне из рыбьей кожи увидел пуночек, жаворонков и пару клестов, окруживших зернышко, которое еще сохранилось в скудной траве, растущей в песке рядом с хижиной. Бóльшая часть этих птиц уже попала в мои силки, и я намеревался выйти, чтобы завладеть добычей, когда вдруг услышал, как кто-то скребется в дверь. Я осторожно выглянул и наткнулся на трех незнакомцев. Мимикой и жестами аборигены дали мне понять, что они хотели продать мне немного рыбьего клея и несколько птичьих шеек и что они были голодны. Для меня, естественно, было большой радостью накрыть для них стол со всем, что я мог предложить из своих запасов: птицу и рыбу, немного муки, чай и табак. Они попили чаю в банке из-под пороха, каждый из них получил еще по рогалику, за что они были настолько благодарны, что упали на колени, глубоко наклонившись и пытаясь поцеловать мои руки. Стопка коньяка привела каждого в веселое настроение. Когда они под вечер отправились восвояси, я их проводил грустным взглядом: я не мог понять их речь, но был убежден в том, что они были очень бедны, о чем говорили их оборванные, дырявые меховые одежды и худые фигуры. Возможно, что их ожидала голодная смерть, как это случилось с их соплеменниками на восточной стороне острова Находка. Увидев, куда они направили свое каноэ, я понял, что они были с невысоких островков к северо-востоку от Находки.
Уже стало серьезно холодать. Постепенно в заливе начал появляться лед. Было видно, как по тонкой корочке льда передвигались песцы и землеройки – первых я время от времени добывал на охоте. Когда лед стал достаточно толстым, чтобы выдержать меня на некотором расстоянии от берега, я бродил там целый день с ружьем, выискивая возможность послать пулю белому лису, направлявшемуся охотиться на мышей. Что мыши вообще могли делать на льду, я так и не понял. Соколы, клуши, гуси, лебеди и утки уже улетели; в лучшем случае можно было увидеть меланхолически кричащую гагару, парящую высоко в небе над зимним ковром на юго-западе. Куропатки собирались в большие стаи, тогда как пуночки и большие синицы кружили рядом с хижиной; последние – чтобы насытиться отходами моего домашнего хозяйства. Иногда внезапно могли начаться штормы со снежными буранами, которые кружились вокруг моего пристанища, – в этом случае слышалось завывание ветра в расщелине, а когда погода была настолько плохой, что снег и песок клубились, как будто на острове был пожар, я сидел в избушке и трясся от холода. После бурана погода нормализовывалась и становилось холоднее. Как-то раз красивым свежим зимним утром, сидя перед хижиной и жаря рыбу с зайчатиной на вертеле, я увидел вдали с противоположной стороны залива две темные точки. Через пару часов к моей хижине подъехал Питсери на двух санях. Обменявшись сердечными приветствиями, мы погрузили в сани мои вещи. Через два с небольшим часа мы прибыли к зимнему чуму Питсери на левом берегу Тазовской губы.
Прощай, остров Находка, я никогда не забуду дни, что провел у тебя.
Глава IX
ebooksa