От Фарер до Сибири

Подготовка и отъезд. – Переезд через Тазовскую и Обскую губы. – На берегу Северного Ледовитого океана. – Посещение Белого острова. – Через Северный Ледовитый океан. – Большие переходы. – Переворот во льду. – Возвращение на материк. – Дождь и слякоть. – Мороз 52 °R. – Мое возвращение в Таз. – Встреча с Хлебиковым

12 января выдалось хлопотным днем в зимнем доме Хлебикова. Нужно было упаковать амуницию, провиант и инструменты, а также выпечь хлеб и сухари для долгой поездки. Когда Шармёд со своей женой, выполнявшей роль переводчика, на следующий день заехали за мной, все было готово. И вот я распрощался с местными представителями цивилизации. Г-н Хлебиков проводил меня на некоторое расстояние: если я решусь вернуться в Южный Таз, то он всегда будет рад меня принять. На этом мы распрощались, любезно поблагодарив друг друга за проведенное вместе время. Спустя час я уже сидел в чуме аборигенов – они приняли меня очень дружелюбно и предложили мне поесть с ними оленьих языков, которые сварили по поводу моего приезда. Нас всего было четыре человека: Шармёд, его жена, Токо и я. В тот же вечер мы разобрали чум и пустились в путь. В шесть саней были запряжены двенадцать оленей. Двое саней везли шесты и обивку для чумов, третьи перевозили муку, чай, хлеб, юрок (рыба, высушенная на ветру) и пойсом (жирная рыба, которую заготавливают в дыму чума над очагом), а также табак и меховые одежды. Хозяйка чума ехала на четвертых санях, над которыми был сделан полунавес из пушнины и красной материи; с ее стороны саней бежала пара белых собак с острыми мордами и пушистыми хвостами. Эти собаки были очень похожи на венгерских[51]. К саням жены также были привязаны две других собаки, которые, не жалея сил, тащили их вперед.

На пятых санях ехали мы с Токо, а на шестых, на которых также уместился мешок мороженой сельди для кормежки оленей, – Шар- мёд. В первые два дня мы двигались быстро, однако на третий нас задержал сильный буран, не дававший нам выйти из чума, который вечером мы поставили на северо-восточном берегу острова Находка. На следующий день погода была хорошая, и мы выехали рано. Вечером того же дня мы доехали до материка на восточной стороне Тазовской губы. В итоге поездка через губу заняла у нас два дня.

До нашего приезда к Белому острову мы всегда ставили чум на берегу, где олени могли найти для себя мох. Вечером шестого дня мы достигли Поворотного мыса, самой северной точки левого берега Тазовской губы. Расстояние отсюда до Белого острова, около 400 английских миль, мы надеялись одолеть за полмесяца. Холодными, ясными днями и поздними вечерами проходила наша поездка вдоль восточного берега Оби, иногда по суше, иногда по льду, если он был ровный, без бугорков и вспучиваний от случайных осенних оттепелей. Поехав через губу, где лед очень хороший, а затем вдоль левого берега Оби, на тринадцатый день после отъезда мы достигли северного берега Ямала. 26 января мы застрелили двух диких оленей. Вечером амбаты с большим аппетитом ели сырую оленину и пили кровь подстреленных животных. Было приятно вытянуть свои замерзшие конечности на оленьей шкуре, в то время как щепки ярко горели в железной плите в центре чума. В ходе поездки нам приходилось экономить топливо, а в этот раз мы сожгли его последние остатки. Однако Шармёд заверил меня, что на следующее утро мы найдем древесину на берегу моря. Я предложил амбату отправиться в пролив Югорский Шар, а оттуда через остров Вайгач и пролив Карские Ворота к Новой Земле. Но этот путь должен был стать гораздо более длинным, помимо того Шармёд утверждал, что проехать через Карские Ворота было невозможно, так как лед там был в постоянном движении. В проливе Маточкин Шар между двумя островами Новой Земли лед, как представлялось, целый год находится в движении как зимой, так и летом; поэтому, чтобы быстрее добраться до новых русских поселков, основанных ученым Носиловым[52], мы решили двигаться по направлению к северной части южного острова.

Мы легли спать поздно вечером. Огонь от щепок в конечном итоге погас, и в темном чуме стало по-настоящему холодно. При свете зажженной спички я увидел, что в 9 ч. термометр опустился до –48 °R. На следующее утро мы встали на рассвете, около 10 ч. На 73° с. ш. солнце находится за горизонтом 40 дней в году; самые короткие дни на самом севере Сибири можно сравнить с сумерками, и длятся они два-три часа. Долгие ночи, когда нет снегопада или бурана, освещаются луной, звездами или северным сиянием. Когда Шармёд запряг оленей, я с ним поехал на север, а Токо и жена Шармёда остались собирать из-под снега мох нашему небольшому стаду на время поездки через Северный Ледовитый океан. Спустя два часа мы достигли берега. На заснеженном холме, ограничивающем отмель, Шармёд показал на север и воскликнул: «Соря! Соря!» («Белый остров!») Поскольку все вокруг было белым-бело, очертания острова виднелись очень смутно. Ниже того места, где мы стояли, над снегом возвышался сплавной лес. Мы взяли с собой пару поленьев, возвращаясь к чуму по небольшой реке, название которой, по словам Шармёда, было Яде-удда («Река оленихи»). В прежние годы в этой реке, по словам аборигена, было много рыбы. Из принесенных поленьев мы разожгли огонь. Уже было темно, когда мы впервые в этот день поели. Пока котел (ведро из листового железа) висел над огнем и распространял по чуму приятный запах, мы лежали на лежанке в ожидании, когда мясо сварится, наслаждаясь окутывавшим нас теплом. Когда горит огонь, в чуме достаточно тепло – точнее, тепло спереди, тогда как спина может замерзнуть, если она не покрыта меховой одеждой. В непосредственной близости от костра очень высокая температура, но по краям чума почти такой же сильный мороз, как снаружи. Когда ужин готовился на большом огне, мужчины сидели, как правило, полуголые. Женщины в чуме всегда должны были быть полностью одеты.

28 января погода была тихой и ясной, однако сильный мороз не ослабевал. Шармёд уже был на ногах с 5 ч., разбудив всех нас. На ясном небе мерцали звезды. Мох, который накануне был собран из-под снега, был уложен на сани везде, где было место. В 7 ч. наш обоз отправился в дорогу. У нас всего было 28 оленей, в том числе несколько совсем молодых. В каждые сани, чтобы ехать быстрее, мы запрягли по три оленя.

У берега край льда немного поднялся; тем не менее мы проехали по нему без каких-либо сложностей. Местами были трещины, но такие узкие, что воды не было видно, и мы без какого-либо риска переезжали через них. Толщина льда при измерении составила порядка 5 локтей. На пути к Белому острову, где, как мы знали, был мох для оленей, лед был ровным и хорошим, разве что в отдельных местах лежали кучи снега. После нескольких часов быстрой езды мы приехали к юго-западному берегу острова и поставили в темноте чум. Олени были распряжены – те, кто не был в упряжи, постоянно следовали по пятам за санями, – и еда приготовлена сразу же, как был возведен чум. Для того чтобы приправить мясной суп, хозяйка[53] подмешала в него муку, кровь и кусочки нутряного сала. Суп оказался вкусным для моего, в последнее время ставшим непритязательным, вкуса. Мы рано легли спать и рано встали на утро следующего дня, 29 января, который был таким же морозным и ясным, как и предыдущий. До Новой Земли еще оставался отрезок порядка 450 верст, которые мы планировали, если лед будет хорошим, покрыть за 6–7 дней.

Мой проводник, выйдя утром позвать домой оленей, нашел на острове следы песцов и белых медведей. В 6 ч. мы покинули остров Белый. Лед, как и накануне, был ровным, ехать по нему было хорошо. Быстрой рысью мы передвигались через море, и вскоре Белый исчез из виду. На рассвете мы благополучно проехали через несколько трещин и небольших сугробов.

Когда мы сделали первую длительную остановку, было 12 ч. ночи, поездка составила таким образом 18 часов, и мы, судя по всему, проехали около 150 верст. Несколько незапряженных оленей были привязаны к саням, а самых послушных оставили свободными. Каждое животное получило небольшую порцию рыбы и мха. Сами мы поужинали сырым и жареным мясом с хлебом и чаем.

На следующее утро наше путешествие продолжилось. После полудня мы прошли между старым, вспученным льдом и трещинами, некоторые из которых были такие широкие, что нам приходилось их объезжать. Поздно вечером мы оказались в еще более сложных ледовых условиях, и, поскольку олени очень утомились, поездка на тот день закончилась. Тягловые олени были выпряжены из саней, поставлен чум и принесен корм. В течение дня мы проехали около 100 верст. Шармёд высказал предположение, что ледовая обстановка дальше будет становиться еще хуже. Его правота, к сожалению, на следующий день была полностью подтверждена.

День 1 февраля начался с темноты и тумана, термометр показывал всего лишь 18° мороза, хотя до этого во время нашей поездки температура была примерно от 30°до 40°. Амбат, который вышел покормить оленей, вернулся и сообщил, что многих из них он не смог найти. Когда рассвело, мы все вышли их искать, но при такой туманной погоде видимость была плохая. Тем временем все олени были найдены целыми и невредимыми – они нашли укрытие в ледяных торосах и сугробах. Вскоре стало ясно, что состояние льда было не лучшим: мы попали на старый, смерзшийся дрейфующий лед, где местами лежали большие льдины, взгромоздившиеся друг на друга. Неровности во вспученных ледовых массах усугублялись снегом и напоминали большие холмы.

Не в самом лучшем настроении мы возобновили путешествие и, несмотря на комбинации снежных и ледовых холмов по пути, продвигались достаточно быстро, хотя препятствия становились все более и более сложными. Вечером с наступлением темноты опустился туман, поэтому нам пришлось сделать остановку. Если все пойдет удачно, до Новой Земли можно будет доехать через пару дней. Для г-на Носилова у меня была прекрасная рекомендация от доблестного датского консула Тора Ланге в Москве. Г-н Носилов наверняка будет удивлен, узнав, каким образом мы добрались до острова, и восхищен нашей храбростью. На этом мои самодовольные размышления внезапно прервались! Внезапно мы услышали глубокий и глухой гул, который как будто поднимался из глубины, а с ним треск и шум. Не может быть: лед начинает ломаться! Звучит, как будто он взрывается в непосредственной близости от чума. Можно представить себе наш ужас этой глубокой темной ночью. Мы выбежали из чума, но не могли ничего увидеть в кромешной тьме, что еще больше увеличивало ужас от слышавшегося гула и треска. Что, если лед ночью пришел в движение и сделает невозможным как продвижение вперед, так и возвращение на материк?! Из-за темноты мы не могли ничего предпринять, поэтому пришлось ждать наступления дня.

Медленно тянулось время под неприятные звуки, доносившиеся ото льда и всю ночь не дававшие нам заснуть. Когда наконец-то наступило утро, мы увидели, что лед везде начал движение, льдины с треском и скрипом наскакивали друг на друга. Олени в ужасе собрались у чума. На наше счастье, еще был открыт путь на юг – если бы мы накануне вечером установили чум на полверсты дальше на север, то попали бы на дрейфующий лед. Разобрав чум настолько быстро, насколько это было возможно, мы запрягли оленей, положили все имущество на сани и, не теряя ни минуты, поехали в обратную сторону. Место нашего ночного лагеря уже начинало раскалываться – там, где только что стоял чум, образовались трещины. Неподалеку от нашего лагеря мы наткнулись на широкую щель во льду, которую нам удалось преодолеть лишь после очень сложного и долгого объезда. В трещине мы видели множество тюленей, но ни времени, ни желания охотиться не было. Спустя много часов нам удалось вернуться на твердый лед. Погода была туманной, сильный ветер хлестал нам в спину дождем и мокрым снегом. Вечером небо рассеялось, и столбик термометра, который прежде показывал –3°, начал снижаться. Вскоре на небе появились звезды и запылало северное сияние, раскинувшись во всех цветовых оттенках по небосводу. Мы продолжали путь до глубокой ночи, пока наконец не остановились, чтобы дать передохнуть нашим изможденным оленям. Оленьего корма осталось совсем немного, поэтому имело смысл поскорее отправляться дальше в путь, чтобы олени не погибли от голода.

3 февраля был очень сильный мороз, –53° (самая низкая температура, которую я мог измерить своим термометром). На нашу удачу, был штиль, иначе мы не смогли бы выехать утром. На следующий день после беспрестанной ночной езды мы увидели вдали остров Белый. Около полудня мы поставили чум на острове в том же месте, где и за шесть дней до этого. 5 февраля мы совершили переход по льду до полуострова Ямал. Не могло быть и речи, чтобы опять попытаться пересечь Северный Ледовитый океан и достичь Новой Земли, поэтому я решил вернуться в Таз, куда Шармёд был готов меня сопроводить. Во время поездки на юг с нами не случилось ничего, заслуживающего упоминания, поэтому я не буду задерживаться на ее описании.

Спустя 12 дней, 16 февраля, мы достигли Мунго Юрибея. Здесь я расстался с Токо, Шармёдом и его женой, послужившей мне хорошим переводчиком во время неудавшейся поездки, и заплатил за хлопоты, которые я им доставил. Шармёд был очень сдержанным, пожалев, что нам не удалось осуществить переход на Новую Землю. У Мунго Юрибея я нанял юрака-самоеда, на чей чум мы набрели, и попросил его отвезти меня в зимний дом Хлебикова, где я и оказался в ночь на 19 февраля. Поездка в общей сложности заняла 35 дней. Хоть она и закончилась неудачно, но совершенно не казалась потерянным временем, так как научила меня выдерживать невзгоды, приучила к жизни в чуме и позволила мне познакомиться с зимними условиями на Крайнем Севере.

Хлебиков принял меня очень радушно и в тот же день организовал небольшой праздник с полдником, а вечером – концерт и музыку с танцем «а-ля Таз».

Глава XII

Кочевая жизнь с идолопоклонниками в отдаленных местах

Я покидаю русский дом и уезжаю с юракской семьей в район Гыданской губы. – Охота на песцов. – Трескучий мороз. – Снежный буран. – Мы с Высико замерзаем. – Скудность дичи. – «Тунелатте». – Выезд для подготовки жертвенных животных. – У берегов реки Кедровая. – Охота на оленя. – На восток. – В землянке Малафея. – На восточном берегу Тазовской губы. – К реке Енисей. – На полуострове Таймыр. – У опоясанных лесом берегов реки Хета. – Языческий культ. – Первый день Пасхи. – Расставание с Войче и его семьей. – Возвращение в Таз с тунгусами

У Хлебикова я провел лишь несколько дней. С района Енисея в Таз прибыла деятельная семья охотников, с которыми я договорился о поездке в район Гыданской губы. Семья состояла из мужа Войче, его двух жен, двух дочерей, маленького сына и пожилого слуги Высико. Хлебиковы дали мне в дорогу небольшое количество хлеба, чай и муку, и затем Высико, немного знавший русский, после полудня отвез меня в чум, находившийся в миле от дома Хлебикова. Аборигены приняли меня радушно, сразу же предложив разделить с ними трапезу – сырого мороженого осетра. Уже на следующий день началась кочевая жизнь.