— Спасибо, доктор! — Матирный подошел к Марии и, тронув ее за плечо, сказал: — Вставай, милая, Тамайку доктор вылечил, будет жить Тамайка...
— Тамайка живой? — крикнула она.
— Конечно, живой! — сказал Матирный и провел Марию в палату.
Она склонилась над сыном и долго, словно еще не веря, что он жив, смотрела на него остановившимися глазами. И когда Тамайка потянулся к ней ручками, лицо Марии, все эти дни печальное, замкнутое, просияло и она сквозь слезы улыбнулась сыну.
Из Дербинска возвращались в ясный, солнечный полдень. Мария сидела на возке рядом с Матирным, гордая, с сияющим лицом. На коленях она держала Тамайку.
Когда перед вечером впереди показалось Чир‑во, Матирный слез с возка, взял лошадь под уздцы и повел в стойбище. Из всех юрт навстречу вышли нивхи. Одни кинулись смотреть на Тамайку, другие, не решаясь подойти к мальчику, которого, по их суеверному убеждению, давно забрал Тайразань-Ызь, стояли в каком-то оцепенении.
С огорода, где она дежурила, прибежала Тамара Урзюк. Она схватила с колен Марии Тамайку и, целуя его в щечки, подняла высоко над собой всем напоказ.
— Живой, здоровый! — кричала она. — Вылечил тебя русский доктор.
Тут из юрты вышел Пимка. В руках у него был старый бубен. Тряхнув им перед Марией, он хотел что-то сказать ей, а она, спрыгнув с возка, сперва испуганно попятилась, но в следующую же минуту шагнула навстречу Пимке, бросив ему в лицо:
— Уйди лучше!
— Верно, иди к своему Тайразань-Ызю! — сказала Тамара и добавила: — Думаю, что и хозяину тайги не нужен такой глупый, как ты, Пимка...
И стоявшие здесь Азмун, Кырка, Илькук и даже старенький, прежде такой боязливый, Очи весело засмеялись.
Так Елисей Матирный победил Пимку.
Вскоре пришла и новая победа. Картошка уродилась отлично; нарыли четырнадцать мешков. Варили картошку всем стойбищем на кострах, разведенных прямо на улице.
— Будущей весной посадим десять мешков, — сказал Матирный. — Сколько выроем, друзья?
Но никто не мог сосчитать, сколько.
— Худо без грамоты! — сказал Матирный. — Учиться надо! Откроем в Чир‑во школу, пригласим русского учителя. Он будет вас учить грамоте.
— Пускай, — сказал Овка, — один русский человек среди нас — хорошо! Два русских человека — еще лучше будет!
— Верно! — раздались одобрительные голоса.
Через несколько дней нивхи, уведенные шаманом из колхоза, пришли к Матирному с повинной.