Психопатология обыденной жизни. О сновидении

22
18
20
22
24
26
28
30

VI

Именно процесс смещения несет главную ответственность за то, что мы в содержании сновидения не находим или не узнаем скрытых помыслов, пока не догадаемся о причинах такого искажения. Тем не менее скрытые помыслы также подвержены другому, более легкому преобразованию, которое ведет к обнаружению новой, уже вполне понятной деятельности сновидения. Ближайшие скрытые помыслы, выявляемые при анализе, часто поражают нас своей необычностью: они являются не в рациональных словесных формах, которыми наше мышление обыкновенно пользуется, а выражаются, скорее, символически, посредством сравнений и метафор, как в образном поэтическом языке. Нетрудно найти причину такого рода условности при выражении скрытых мыслей. Сновидение по большей части состоит из зрительных ситуаций, поэтому скрытые мысли должны прежде всего подвергнуться некоторым изменениям, чтобы сделаться годными для такого способа выражения. Если вообразить, например, задачу, заключающуюся в том, чтобы заменить фразу из какой-нибудь политической передовицы или из речи в судебном зале рядом зрительных картин, то мы легко поймем, какие изменения вынуждена производить работа сновидения в целях образного представления содержания.

Среди психического материала скрытых помыслов часто встречаются воспоминания о глубоких переживаниях – нередко из раннего детства, запечатлевшихся как ситуации, как правило, зрительного характера. Этот элемент скрытых помыслов, действуя как бы в качестве ядра кристаллизации, привлекает и распределяет скрытый материал, оказывает, где только возможно, определяющее влияние на формирование сновидения. Ситуация сновидения часто не что иное, как видоизмененное и усложненное повторение такого глубокого переживания: сновидение крайне редко воспроизводит в точности и без искажений действительные сцены.

Впрочем, содержание сновидения не состоит исключительно из ситуаций; в нем присутствуют также отдельные остатки зрительных образов, речей и даже неизмененных мыслей. Поэтому будет полезно, пожалуй, кратко обсудить способы представлений, какими располагает работа сновидения для своеобразного выражения скрытых мыслей.

Выявляемые при анализе скрытые помыслы представляют собой психический комплекс самого запутанного строения. Части этого комплекса состоят в самых разнообразных логических отношениях друг к другу: они могут занимать передний и задний план, могут быть условиями, отступлениями, пояснениями, доказательствами и возражениями; почти всегда рядом с одним направлением мыслей присутствует противоречащее ему обратное. Этому материалу свойственны все характерные черты знакомого нам мышления наяву; но для того, чтобы из этого психического материала сложилось сновидение, необходимо подвергнуть его уплотнению, внутреннему раздроблению, смещению, которое одновременно создает новые видимости, и в завершение – избирательному воздействию со стороны наиболее пригодных для образования ситуаций составных частей. С учетом генезиса этого материала такой процесс можно охарактеризовать как регрессию. При преобразовании психический материал теряет, безусловно, скреплявшие его логические связи: работа сновидения как бы берет на себя только обработку фактического содержания скрытых помыслов, и при толковании становится необходимым восстановление связей, разрушенных работой сновидения.

Таким образом, средства выражения работы сновидения можно назвать жалкими по сравнению со средствами нашего мышления. Однако сновидение вовсе не должно отказываться от передачи логических отношений между скрытыми помыслами: очень часто ему удается заменить эти отношения формальными характеристиками собственного творчества.

Сновидение прежде всего обнаруживает непреложную связь между всеми частями скрытых помыслов тем, что объединяет весь материал в цельную ситуацию: оно выражает логическую связь сближением во времени и пространстве, подобно художнику, изображающему на картине с Парнасом всех на свете поэтов, которые, конечно, никогда не находились вместе на одной вершине горы, но образуют, несомненно, одну понятийную группу. Работа сновидения применяет этот способ выражения и в частностях; если в сновидении два элемента находятся рядом, это признак особенно тесной связи между скрытыми за ними мыслями. Здесь нужно еще заметить, что сновидения одной ночи обнаруживают при анализе свое происхождение от одного и того же круга идей.

Причинная зависимость в сновидении либо вовсе не выражается, либо замещается последовательностью во времени двух частей сновидения разной длины. Часто замещение бывает обратным, когда начало сновидения соответствует следствию, а конец – предпосылке. Прямое превращение во сне одного предмета в другой указывает, по-видимому, на отношение причины к следствию.

Сновидение никогда не отражает принцип «или – или», оно содержит оба звена, которые равноценны и состоят в общей связи. Я уже упоминал, что при воспроизведении сновидения принцип «или – или» надлежит передавать как принцип «и».

Противоречащие друг другу представления выражаются во сне преимущественно одним и тем же элементом[251]. Слова «нет» для сновидения, по всей видимости, не существует. Противоположность между двумя мыслями, обратное отношение выражается в сновидении в высшей степени странно: одна часть сновидения как бы последовательно превращается в свою противоположность. Ниже мы познакомимся и с другим способом выражения противоречия. Столь частое в сновидении ощущение затрудненного движения выражает противоречие между позывами – волевой конфликт.

Одно-единственное логическое отношение оказывается вполне пригодным для механизма создания сновидения – отношение подобия, общности, согласования. Работа сновидения пользуется такими случаями как опорными пунктами для уплотнения материала и сводит в новое единство все, что выявляется при подобном согласовании.

Разумеется, высказанных нами кратких соображений недостаточно для правильной оценки той совокупности способов и средств, какая имеется в распоряжении работы сновидения для выражения логических отношений между скрытыми помыслами. Здесь различные сновидения могут создаваться более или менее тонко или более или менее небрежно. Они по-разному придерживаются имеющегося текста и по-разному пользуются вспомогательными средствами работы сновидения; вот почему сны порой кажутся темными, спутанными и бессвязными. Когда сон очевидно нелеп и содержит явное противоречие, это вовсе не случайность: своим якобы пренебрежением ко всем логическим требованиям сновидение указывает на какую-то скрытую мысль. Нелепость в сновидении означает противоречие, насмешку и издевку в скрытых помыслах. Так как это объяснение представляет собой самое сильное возражение против того понимания сновидения, которое приписывает происхождение сновидения диссоциированной и лишенной критики душевной деятельности, то я подкреплю свое объяснение примером.

Мне снится, что мой знакомый М. подвергся в одной статье нападкам со стороны – не больше и не меньше – самого Гете; нападки эти, по нашему общему мнению, были совершенно незаслуженными. М., конечно, полностью раздавлен и горько жалуется в одном обществе за столом, но говорит, что его уважение к Гете нисколько не пострадало. Я стараюсь затем выяснить обстоятельства времени, которые кажутся мне неправдоподобными: Гете умер в 1832 году, следовательно, его нападки на М. должны были случиться раньше, когда М. был еще совсем молодым человеком; должно быть, ему было лет восемнадцать. Но я не знаю точно, какой у нас теперь год, и потому все вычисления прерываются. Впрочем, эти нападки содержатся в известной работе Гете «О природе».

Бессмысленность этого сновидения покажется еще ярче, если я сообщу, что М. – молодой делец, которому чужды всякие поэтические и литературные интересы. Но, приступив к анализу этого сновидения, я сумею доказать, что за мнимой бессмысленностью кроется определенная система.

Сновидение черпает свой материал из трех источников:

1. М., с которым я познакомился в одном обществе за столом, обратился ко мне однажды с просьбой обследовать его старшего брата – у того проявились признаки нервного расстройства. При разговоре с больным случилась неприятная сцена, заключавшаяся в том, что пациент без всякого повода стал нападать на брата и намекать на его юношеские похождения. Я спросил больного о дне его рождения (дата смерти Гете во сне) и заставил его выполнять различные вычисления, чтобы обнаружить ослабление памяти.

2. Один медицинский журнал, на титульной странице которого стояло также и мое имя, поместил прямо-таки «уничтожающую» критику совсем молодого обозревателя по поводу книги моего друга Ф. из Берлина. По этому поводу я говорил с редактором, который выразил искреннее сожаление, но отказался опубликовать возражение. После этого я прекратил отношения с журналом и в своем письме высказал редактору надежду, что наши личные отношения от этого случая не пострадают. Данный случай, собственно, и является источником сновидения. Нелицеприятная оценка статьи моего друга произвела на меня глубокое впечатление: эта работа, по моему мнению, содержала фундаментальное биологическое открытие, которое лишь теперь – спустя много лет – начинает справедливо оцениваться специалистами.

3. Одна пациентка поведала мне недавно историю болезни своего брата, который впал в помешательство с криком «Natur, Natur!» («Природа!» – Ред.). Врачи думали, что восклицание это относится к прекрасной книге Гете и указывает на переутомление больного от занятий. Я заявил, что мне представляется более обоснованным следующее: восклицание «природа» нужно понимать в том «естественном» сексуальном смысле, который известен и людям малообразованным. Тот факт, что несчастный впоследствии изуродовал себе половые органы, подкрепил, как кажется, мое предположение. Когда произошел первый припадок, этому больному было 18 лет.

За моим «я» в сновидении прежде всего скрывается мой столь скверно встреченный критикой друг («я стараюсь выяснить обстоятельства времени»). Книга моего друга посвящена именно исследованию ряда вопросов о длительности жизни; между прочим, автор рассуждает и о жизни Гете, которая длилась очень значительное с точки зрения биологии количество дней. Однако мое «я» уподобляется затем паралитику («не знаю точно, какой нынче год»). То есть сновидение изображает моего друга паралитиком, изобилуя при этом нелепостями. Скрытые же мысли гласят иронически: «Конечно, он – сумасшедший дурак, а вы – гении и больше всех понимаете, но не вернее ли будет обратное?» Случаев обратного отношения в содержании сновидения достаточно; так, например, Гете нападает на молодого человека: это, конечно, нелепица, ибо в наше время всякий молодой человек не затруднится с критикой великого Гете.

Я мог бы сказать, что каждое сновидение исходит исключительно из эгоистических побуждений. Мое «я» во сне не только замещает моего друга, но изображает также и меня самого; я отождествляю себя с другом, судьба его открытия представляется мне образцом того, как будет принято мое собственное открытие, когда я выступлю с теорией, подчеркивающей роль сексуальности в этиологии психоневрозов (ср. намеки на юного больного и его возглас «Природа»). Быть может, меня ожидает такая же критика, и я заранее смеюсь над нею.