Агония

Когда пропала она, мучился, словно у меня что-то отняли, забрали очень важное. Кусок меня отрубили. То, без чего жить не смогу. Переживал и бесился, потому что все от дурости. Потому что слушал, вместо того чтобы спрашивать. Исчезла Реня — и ничего не знаю о ней. Где искать, куда бросаться?

Искал бы все равно. Мотался бы в Тулу, ходил по тем местам, где ее встретил, где с ней были. Слава богу, не пришлось. Но от этого не легче. Каждая встреча — сквозное ранение. Кровоточишь безостановочно, подыхаешь от ревности, и все равно — лишь бы увидеть.

Не про меня история, сам себя не узнаю. Откуда столько терпения? Никогда не думал, что свою женщину смогу с другим видеть. Это ж ножом по горлу. По венам и по сердцу. Не прощу, не смогу, не выдержу. То ненавидел ее, жалел, что снова встретились, то от тоски умирал: коснуться бы ее хоть мимолетом. И так по кругу. С ума сходил от ревности и влюблялся в нее каждой клеточкой. Чувства сильнее. Сильнее ревности, гордости и собственного эго. Стало наплевать, как при этом выгляжу, кто и что обо мне подумает. И кем быть рядом с ней — тоже наплевать. Только быть рядом.

Хорошо, что Реня отступила, вовремя прекратив мою агонию. Потому что предел есть у каждого, и у меня он, кажется, уже наступил.

* * *

Что с Региной приедем, Светке даже не говорил. После ее вчерашнего ночного визита имею право. Любит она такие сюрпризы — пусть наслаждается.

Сестра открывает и оглядывает нас хмурым спросонья взглядом. Реня, расценив этот недружелюбный взгляд по-своему, берет меня за руку, ища поддержки.

— Спишь, что ли? Подъем! — бужу Светку ором, и она показательно вздрагивает, выходя из полусонного состояния.

— Ой, епт, не ори. Что еще в такую погоду делать?

— Гулять, дышать свежим воздухом.

— Бр-р-р, — ежится, плотнее кутаясь в кофту. Не любит она дождь и сырость, жару она любит и солнце.

— Я тебе подругу привез.

— Даже не буду делать вид, что удивлена, — наконец широко улыбается Света и смотрит на Реню уже доброжелательно. — Вас уже отлучили от церкви?

— Можно сказать, что да, — усмехается Чарушина. — День-два и предадут анафеме.

— У меня все подруги пьют. Так что, если ты не пьющая, мы никогда не подружимся. Какое вино будешь: красное, белое, зеленое?

— А что и зеленое есть?

— Нет, но, если надо, Вадька найдет.

— Красное, наверное. Посуше.

— О-о-о, — довольно протягивает сестра, — наш человек. Мы тоже любим сухое красненькое. Вы голодные?

— Нет, — отвечаем в голос.

— Хорошо. Тогда есть не будем, будем закусывать.