На рубеже веков. Очерки истории русской психологии конца XIX — начала ХХ века

22
18
20
22
24
26
28
30

Теоретические установки в экспериментальной психологии были разными. Экспериментальная программа Вундта опиралась на самонаблюдение. Основой этого метода являлось представление о двух родах опыта — внешнего и внутреннего. К первому относился объективный мир, и ему соответствовал объективный метод, ко второму — внутренний мир, который изучался методом самонаблюдения. Сотрудники психологических лабораторий врачи-психиатры и невропатологи единственно возможным считали объективный метод. Они ставили своей целью изучение психики как функции мозга в ее зависимости от объективного мира. Исходным для них был отказ от представления о двух опытах. Поборником и ревностным пропагандистом объективного метода был Бехтерев — организатор первой психологической лаборатории в России.

Вопрос о психологических экспериментальных методах в ВФиП обсуждался многократно. В журнале публиковался подробнейший отчет о защите Н. Н. Ланге докторской диссертации, в которой были обобщены его экспериментальные психологические исследования (ВФиП, 1894, кн. 24). Ланге, получивший философское образование в Петербургском университете, был оставлен Владиславлевым при кафедре философии. Во время зарубежной командировки он начал заниматься экспериментальными психологическими исследованиями в лаборатории Вундта. Защитив магистерскую диссертацию об истории нравственных идей, Ланге возглавил кафедру философии в Одесском университете. Но он продолжал свои психологические эксперименты и в качестве докторской диссертации представил в Московский университет на защиту книгу «Психологические исследования. Закон перцепции. Теория волевого внимания» (Одесса, 1898). Ранее материалы исследований были опубликованы в ВФиП (1892, кн. 13–15; 1893, кн. 16). Краткое изложение книги было также помещено в «Философском ежегоднике» Я. Н. Колубовского, печатавшемся в разделе приложений ВФиП. Работы Ланге были хорошо известны и вызывали большой интерес. Защита превратилась в диспут об экспериментальной психологии.

Исследования Ланге продемонстрировали двойственность психологического эксперимента и противоречия, с которыми столкнулись психологи. Во вступительной речи «О значении эксперимента в психологии» Ланге изложил свои теоретические принципы. Он сказал, «что к изучению психологических проблем необходимо приложить тот точный эксперимент, который дал столь блестящие результаты в области естествознания, и что, сделав это, применив в психологии эксперимент, мы можем вывести ее к такому совершенству, обратить ее в столь положительную науку, какой она еще никогда не была» (ВФиП, 1894, кн. 24, с. 565).

Психологический эксперимент Ланге понимал как 1) улучшенный метод самонаблюдения, 2) особый логический прием, открывающий зависимость между психическими явлениями, 3) метод измерения этих явлений и 4) способ исследования психической жизни по ее нынешним проявлениям — движениям и словам. Он предлагал создать в университетах самостоятельные кафедры психологии, а также учредить самостоятельные экспериментальные психологические лаборатории для учебной и исследовательской работы.

Эта речь вызвала горячий спор, поскольку Ланге в диссертации не следовал тем принципам, которые провозгласил в своей речи. В теории он подчинял объективный метод субъективному, а в практике эксперимента отбрасывал интроспекцию и предпочитал объективные данные. Основываясь на экспериментальных данных, он делал выводы об отражении психикой объективного мира, противоречащие утверждениям Вундта. Ланге прослеживал зависимость между внешними предметами и образами восприятия, используя измерение времени двигательных реакций как объективный метод для изучения процессов ощущения, восприятия и внимания. Измеряя время реакций на разных стадиях восприятия, он выяснил, что дифференцированное отражение воспринимаемого объекта, его все более тонкое различение требуют больше времени. Из смены фаз восприятия он вывел закон, названный им законом перцепции, согласно которому чувственный образ предмета формируется постепенно — от общего недифференцированного впечатления к подробному различению свойств предмета, а далее к целостному образу. Целостность образа предмета Ланге объясняет тем, что его содержанием является объективно существующая вещь. Результаты, полученные Ланге экспериментальным путем, подтвердили положение Сеченова о формировании «целостного расчлененного образа». Утверждение предметности восприятия противоречило учению Вундта, отрицавшего зависимость психики от объективного мира. В ходе экспериментов были получены данные, противоречащие кантианским воззрениям на априорные формы восприятия.

Опыты Ланге по изучению внимания привели его к моторной теории внимания, которая также не соответствовала установкам вундтовской теории апперцепции. Ланге-теоретик вступал в противоречие с Ланге-экспериментатором. Поэтому на диспуте возник ожесточенный спор. Оппоненты диссертанта философ Лопатин и психиатр Корсаков, приверженцы противоположных взглядов на психологический эксперимент, каждый по-своему поддерживали Ланге, соглашаясь с одной частью его рассуждений и критикуя другую. Корсаков, так же как и Токарский, считал, что развитие психологической науки целиком зависит от введения в нее точного эксперимента. Корсаков утверждал, что экспериментальные исследования Ланге в большей степени, чем теоретические рассуждения, служат доказательством необходимости экспериментального метода. «При помощи этого метода вам, — обращался он к Ланге, — удалось получить такие ценные результаты, которые всякого читателя убедят в том, что этот метод должен быть не заброшен, а, наоборот, культивирован» (там же, с. 598). Лопатин защищал «несправедливо осуждаемый метод психологической интроспекции» (там же, с. 588). В науке о духе, говорил Лопатин, эксперимент не имеет твердой почвы, так как не позволяет вывести бесспорные заключения о процессах души.

Отчет о диспуте, помещенный в ВФиП, вызвал отклики. Руководитель психологической лаборатории в Юрьеве (Тарту) В. Ф. Чиж прислал в редакцию письмо с протестом против пренебрежительного отношения к работе русских невропатологов в области экспериментальной психологии: «Едва ли можно отрицать систематическое нежелание наших философов признать заслуги русских нейропатологов. Мало того: видно стремление скрыть эти заслуги и от читающей публики» (ВФиП, 1894, кн. 25, с. 728). Со статьей о решающем значении эксперимента в психологии выступил Токарский. Статья была опубликована в «Записках психологической лаборатории психиатрической клиники Московского университета» (1896, вып. 1), помещенных затем в приложении к ВФиП.

Злободневная проблема в 90-е годы — проблема времени и пространства — была порождена влиянием неокантианства, затронувшим не только философские круги, но и естествоиспытателей. Против неокантианских воззрений выступил в своих публичных лекциях Сеченов. Он считал, что восприятие пространственных и временных связей неотделимо от восприятия предметного мира, что пространственные и временные отношения отражают отношения предметного мира, реальную действительность. В журнале появились статьи, которые развивали учение о времени и пространстве как субъективных продуктах духа. Грот в статье «О времени» (1894, кн. 23–24) писал, что мысль как творческая сила создает время. Со статьями о времени и пространстве выступили Г. И. Челпанов «О природе времени» (1893, кн. 19), «К вопросу о восприятии пространства» (1896, кн. 38), «Об априорных элементах познания. (Понятие времени, причинности, пространства)» (1901, кн. 59, 60); Д. Н. Цертелев «Пространство и время как формы явлений. Реферат и прения на заседании Московского общества психологов» (1894, кн. 23, 25; 1895, кн. 26); В. Ф. Чиж «Почему воззрения пространства и времени постоянны и непременны?» (1896, кн. 33).

Широко обсуждалась в журнале в то время еще одна философско-психологическая проблема — свобода воли. Рассматриваемая в философии в связи с вопросом о свободе и необходимости в природе и человеческом обществе, а в религиозных учениях как нравственно-этическая, в психологии она связывалась с активностью сознания и мотивацией деятельности человека. Пропаганду взглядов о свободе воли вели Грот, Челпанов, Лосский, Лопатин, а также религиозные деятели. Внимание к этой проблеме было привлечено и обстоятельствами, связанными с учением Сеченова. Отрицание Сеченовым свободы воли было одной из причин, по которой цензура запретила печатать «Рефлексы головного мозга» в журнале «Современник», а затем стало поводом к аресту отдельного издания этой работы. Интерес к психологической стороне данной проблемы долго не остывал среди самых широких кругов интеллигенции.

Вопрос о свободе воли стал предметом открытой полемики в Московском психологическом обществе в 1887–1889 гг. С докладами о воле выступали Н. Я. Грот, Н. В. Бугаев, Л. М. Лопатин, Н. А. Зверев, П. Я. Астафьев. В прениях участвовали представители разных наук. На одном из собраний выступил Л. Н. Толстой. Доклады и выступления публиковались в ВФиП, а также в специальном выпуске Трудов Московского психологического общества (Труды., 1889).

В ВФиП было напечатано экспериментальное исследование Ланге «Элементы воли» (1890, кн. 4). Ученый следовал ведущей для него идее о том, что всякий психический процесс возникает в деятельности человека и включает двигательный компонент. Решение вопроса о воле он сводил к двум положениям: волевые явления протекают вне сознания, а сознательные волевые решения — второстепенное ощущение, сопровождающее уже совершенное действие. Челпанов резко возражал Ланге (1891, кн. 7), который не менее резко ответил ему (1891, кн. 8). Затем Челпанов поместил «Возражение на предыдущую заметку» (там же). Он был не согласен с выводами Ланге и ссылался на учение Вундта об апперцепции, которое отвергал Ланге. Решая проблемы деятельности и развивая свою теорию воли, Ланге объективно оказывался на стороне Сеченова, хотя в своих трудах не упоминал о нем.

Психологические работы Сеченова, посвященные доказательству отражательной сущности ощущений, подверглись критике. Философ Э. Л. Радлов в статье «Натуралистическая теория познания (по поводу статей проф. И. М. Сеченова)» (ВФиП, 1894, кн. 25) стремился посеять недоверие к философским заключениям ученого. В те годы даже противникам Сеченова было ясно, что поколебать его авторитет как крупнейшего физиолога невозможно, поэтому оставалось только уверять, что натурализм «бессилен в гносеологии», а «значение рассуждений проф. Сеченова, умаляется в значительной мере тем обстоятельством, что он. исходит из догматических предположений». Под «догматическими предположениями» подразумевались материалистические взгляды Сеченова.

Десятилетия на рубеже двух столетий — время деятельности журнала ВФиП — отмечены стремлением университетской психологии подчинить своему влиянию экспериментальное направление в психологии, пресечь его развитие в русле естествознания и отстранить от него врачей-психиатров, следующих за Сеченовым. Руководители философских кафедр заявляли, что надо передать психологические лаборатории медицинских факультетов в ведение философов, и считали, что экспериментальное направление Вундта более соответствует новому времени, нежели линия лабораторий Бехтерева.

В первые годы нового века русская психологическая наука лишилась Н. Я. Грота, потеряла С. С. Корсакова и А. А. Токарского — создателей психологической лаборатории при Психиатрической клинике Московского университета. В 1905 г. умер И. М. Сеченов. После смерти С. Н. Трубецкого кафедра философии в Московском университете перешла к Г. И. Челпанову, занявшему ведущее положение среди университетских психологов. Редактором ВФиП стал Л. М. Лопатин.

Лопатин, признавая внутреннее тождество духа и материи, делал вывод об универсальной духовности бытия, приписывал предметам и их отношениям субъективные состояния, подобные психическим фактам. Он утверждал положение о всеобщей одушевленности и полагал, что в нашем сознании раскрывается то, что присутствует во всем остальном мире. И в этом смысле он, подобно Гроту, понимал психологию как главную философскую науку. В статье «Спиритуализм как психологическая гипотеза» Лопатин писал: «Что мешает предположить, что внутренняя суть материального переживает ряды субъективных состояний, аналогичных тем психическим фактам, которые мы наблюдаем в самих себе? Отчего не думать, что эти субъективные состояния являются даже основою и для внешних отношений между предметами? В предположении такой всеобщей одушевленности нет ничего противоречащего логике. Между тем, куда тогда денется загадочность перехода от физического к психическому? Тогда никакого перехода и нет: в нашем сознании раскрывается то самое, что присутствует и во всем остальном мире» (1897, кн. 38, с. 500). Такое психологизирование действительности обусловливало его интерес к умозрительной психологии. Отсюда и его толкование восприятия мира. Человек воспринимает не физические явления, а их психические знаки в своих субъективных определениях, их чувственные символы, писал Лопатин в статье «Спиритуализм как монистическая гипотеза» (1912, кн. 115, с. 467). Сущность материальных вещей остается лишь предметом догадок, говорил он в статье «Параллелистическая теория душевной жизни» (1895, кн. 28). Соответственно такому взгляду на психологию, Лопатин продолжал линию Грота в редактируемом им журнале, обращая особое внимание на эту науку. Лишь в последние годы выхода журнала психология стала занимать в нем все меньшее место.

В начале века в отечественной психологической науке сосуществовали две линии развития. С одной стороны, блок интроспективной психологии с идеалистической философией, находившейся под влиянием неокантианства, а потом махизма, и с периферической рецепторной физиологией И. Мюллера и Г. Гельмгольца. Первоначальный ее позитивистский вариант опирался на ассоциативную теорию, потом возобладало вундтовское учение с его теорией апперцепции, делением на экспериментальную физиологическую психологию, психологию высших психических процессов и завершающую все построение психологию народов.

С другой стороны, развертывались исследования психологических лабораторий, начатые под влиянием рефлекторной теории Сеченова. Окрепла научная школа Бехтерева, который продолжал руководить психологической лабораторией в Военно-медицинской академии, а в 1907 г. в Петербурге открылся созданный им научно-исследовательский и вместе с тем учебный Психоневрологический институт. А. П. Нечаев организовал первую в России экспериментальную лабораторию по педагогической психологии, которая взяла на себя руководство массовыми школьными психологическими экспериментами, проводимыми учителями.

Вопрос об эксперименте в психологии и об экспериментальных методах остался ведущим для психологии. Проблема эта не сходит со страниц ВФиП. После опубликования статьи Челпанова «Об экспериментальном исследовании умственных процессов» (1909, кн. 96) началось обсуждение новых экспериментальных фактов — исследований вюрцбургской школы. Эти эксперименты, как известно, заключались в исследовании мышления путем самонаблюдения испытуемых, подвергающихся «выспрашиванию». Данные исследования Челпанов считал особенно важными в методологическом отношении, так как они, по его словам, знаменуют целый переворот в методах психологического исследования. Эксперименты вюрцбургской школы, доказывал он, важны для решения вопроса о природе души: они показали возможность мышления, не зависящего от представлений и ощущений, и это служит подтверждением того взгляда, что «душа может не только действовать, но и существовать независимо от тела» (там же, с. 29–30). Цель Челпанова была ясна: исключить из эксперимента объективный метод и заменить его субъективным, согласовать психологический эксперимент с принципом самостоятельности духа, его независимости от материи.

В статье А. М. Щербины «Возможна ли психология без самонаблюдения?» (ВФиП, 1908, кн. 94) вновь ставился старый и все же требующий ответа вопрос. Статья была откликом на выпуск труда Бехтерева «Объективная психология» (Бехтерев, 1907) и на ряд его статей, помещенных в разных журналах. Щербина повторял давно известные доводы о методе самонаблюдения как единственно возможном в психологии. В то же время он правильно указывал на то, что попытки Бехтерева отказаться от психологических понятий несостоятельны, а неизбежное обращение к ним рождает противоречия в его рассуждениях. «Для объективной психологии, — писал Щербина, — возникает трудная дилемма: либо, пользуясь методами, заимствованными в физике и физиологии, и сохраняя полную научную объективность, она должна оставить совершенно в стороне психические процессы, либо, признавая действительность этих последних, но заранее отвергнув самонаблюдение как не обладающее желательной объективностью, она не находит метода для изучения этих фактов. В. Бехтерев склоняется то к одному, то к другому решению вопроса» (ВФиП, 1908, кн. 94, с. 543).

Обычно не выступавший в ВФиП Бехтерев ответил на критику статьей «Что такое объективная психология. Ответ А. М. Щербине» (1908, кн. 95), в которой подчеркивал важность для психологии объективного метода. К этому времени Бехтерев успешно разработал и ввел в свои исследования метод сочетательных рефлексов.